– Я клянусь, я… я писал этот рассказ как фантазию! Он всего лишь отражение того, что было у меня на уме и в душе!
– В таком случае, сэр, мне жаль вашу душу. – Эшер затянулся сигарой и пустил дым сквозь ноздри, его глаза превратились в маленькие щелки. – Но позвольте мне высказать предположение относительно того, как вы наткнулись на эту грязную идею. Никогда не было секретом, что мой брат страдал душевно и физически. Он утратил душевное равновесие, когда наш отец погиб в руднике, еще до того как мы переехали в эту страну из Уэльса. Когда Маделейн оставила дом, он, должно быть, чувствовал себя всеми покинутым.
Во всяком случае, состояние Родерика и обветшание дома, оставленного мною на его попечение, не остались не замеченными простолюдинами, живущими в ближайших деревнях. Неудивительно поэтому, что его смерть и разрушение дома во время наводнения стали источником всякого рода пагубных слухов! Я допускаю, мистер По, что семя, из которого произросли ваши домыслы, было подобрано вами в месте, подобном этому, где хмель развязывает языки и будоражит воображение. Возможно, вы слышали о Родерике Эшере в какой-нибудь таверне между Питсбургом и Нью-Йорком, а ваше пьяное воображение дорисовало остальное. Я казнил себя, что оставил Родерика одного в столь тяжелое для него время. Так что вы должны понять: ваш гнусный рассказец уколол меня в самое сердце!
По положил страницы на стол и погладил их так, словно они были живые. Он издал тихий стон, заметив страницу, выпавшую в грязь на полу. Он аккуратно поднял ее и вытер рукавом, после чего некоторое время пытался дрожащими руками сложить страницы ровно.
– Мне… было нехорошо некоторое время, мистер Эшер, – сказал мягко По. – Моя жена… недавно умерла. Ее звали Вирджиния. Я… Я очень хорошо понимаю, что значит навсегда расставаться с близкими людьми. Я клянусь вам перед Богом, сэр, что и в мыслях не имел порочить ваше имя. Возможно, я… слышал где-то имя вашего брата или читал об обстоятельствах этого дела в газете – не помню, это было так давно. Но я писатель, сэр! А писатель имеет право на любопытство! Я прошу у вас прощения, мистер Эшер, но должен также заметить, что, как писатель, я вынужден видеть мир собственными глазами!
– В таком случае, – холодно сказал его собеседник, – мне кажется, было бы лучше, если бы вы родились слепым.
– Я сказал вам все что мог, сэр, – По опять потянулся к своему стакану с шерри. – У вас есть ко мне еще что-то?
– Нет. Я лишь хотел взглянуть на вас, и, как оказалось, один взгляд – это все, что я могу вынести. – Эшер потушил сигару в чернильнице писателя. Раздалось легкое шипение, и По тупо уставился на Эшера, не донеся стакан до рта. Эшер взял свою трость, поднялся и бросил на стол золотую монету. – Возьмите еще одну бутылку, мистер По, – сказал он. – Похоже, вы черпаете оттуда вдохновение. – Он подождал, наблюдая, как По подбирает монету.
– Я… желаю вам и вашей семье долгого и счастливого существования, – сказал По.
– И пусть ваша судьба вас не минует. – Эшер прикоснулся кончиком трости к краю цилиндра и вышел из бара. – Отель «Де Пейзер», – сказал он мокрому кучеру, усевшись в ландо.
Когда они тронулись, Эшер опустил фонарь, чтобы дать глазам отдых, и снял цилиндр. Под ним оказалась роскошная серебристая шевелюра. Он был доволен прошедшим днем. Его любопытство в отношении Эдгара По было удовлетворено. Этот человек, без сомнения, в сильной нужде, почти безумен и стоит одной ногой в могиле. По не знал ничего действительно важного о семье Эшеров; его рассказ был просто фантазией, слишком близко подошедшей к истине. Не пройдет и пяти лет, уверял себя Эшер, как Эдгар По окажется в гробу, и рассказ, который он написал, будет всеми забыт, как и другие, столь же малозначащие «литературные» эксперименты. И на этом все кончится.
Дождь барабанил по верху повозки. Эшер прикрыл глаза, его руки сжимали трость.
О, думал он, если бы Эдгар По знал всю историю! Если бы он только знал истинную природу безумия его брата Родерика! Но Родерик всегда был слабаком. Это он, Хадсон, унаследовал грубую силу и целеустремленность их отца, инстинкт самосохранения, передающийся сквозь поколения древнего валлийского рода Эшеров. Эшер ходит где пожелает, размышлял он, и берет что захочет.
Имя Эшеров будет воткано в гобелен будущего. Хадсон Эшер был уверен в этом. И Бог в помощь тем, кто станет на пути Эшеров.
Повозка цокала по скользкой мостовой, и Хадсон Эшер, выглядевший в свои пятьдесят три года от силы на тридцать, улыбнулся улыбкой ящерицы.
– Отель «Де Пейзер», пожалуйста, – сказал высокий блондин в коричневом твидовом костюме, садясь в такси на Шестнадцатой Восточной улице менее чем в трех кварталах от Центрального парка.
– Э-э? – таксист нахмурился. Это был растафарьянец с рыжими патлами и янтарными глазами. – Где это, дорогой?
– Кэнал-стрит, на пересечении с Грин.
– Вы будете там, дорогой. – Он завел автомобиль, нажал на гудок и влился в дневной поток машин, выругавшись, когда его чуть не задел грузовик. Он ехал на юг по Пятой авеню, пробираясь сквозь море такси, грузовиков и автобусов.
Пассажир на заднем сиденье расстегнул воротник и ослабил узел галстука. Он обнаружил, что руки его дрожат. Звуки улицы отдавались в его мозгу словно удары отбойного молотка, и он жалел, что мало выпил в «Ля Кокотт», маленьком французском ресторанчике, где только что позавтракал. Еще один бурбон смягчил бы грохочущие удары в его голове. Но все будет в порядке, решил он. Он был живчиком, и смог достойно встретить те плохие новости, которые ему только что сообщили.
Резкий гудок грузовика позади них чуть не доконал его. В голове запульсировала острая боль, словно она вся превратилась в гнилой зуб. Плохой знак. Он прижал руки к бокам, пытаясь сконцентрироваться на мерном тиканье счетчика такси, но вдруг обнаружил, что не отрываясь смотрит на водителя, на крошечный скелет, болтающийся у него в левом ухе. Скелет прыгал вверх и вниз, реагируя на рывки в движении автомобиля.
Мне становится хуже, подумал пассажир.
– Вы профессионал, Рикс, – сказала ему Джоан Рузерфорд менее чем час тому назад в «Ля Кокотт». – И во всяком случае, это не конец света. – Она была крепкой женщиной с крашенными черными волосами и заядлой курильщицей, не вынимавшей изо рта прокуренный мундштук из слоновой кости. Один из лучших литературных агентов, она работала с тремя его предыдущими романами ужасов и сейчас сообщала ему жестокую правду насчет его четвертого творения. – Я не вижу у «Бедлама» какого-либо будущего, по крайней мере в его нынешней редакции. Роман слишком отрывочен, слишком перегружен персонажами, и дьявольски трудно следить за развитием сюжета. Вы нравитесь издательству «Стрэтфорд Хаус», Рикс, и они не прочь издать вашу следующую книгу, но, думаю, не эту.
– Что вы мне предлагаете сделать? Выбросить эту книгу в мусорный ящик после того, как я потратил на нее больше шестнадцати месяцев? В этом проклятом романе почти шестьсот страниц! – Он заметил в своем голосе просительные интонации и сделал паузу, чтобы справиться с собой. – Я переписывал его четыре раза и не могу просто так взять и выбросить!
