— Как видишь, можно.
В поисках подходящего ответа Кой потер подбитый глаз и посмотрел на светящийся след «Карпанты». Поначалу он было решил, что этому предмету самая дорога через борт и в воду. Плюх. Не нравились ему пистолеты, винтовки и вообще оружие.
И ножи тоже не нравились, хотя «Вичард» Пилото, так и не употребленный им в дело, еще лежал в заднем кармане джинсов. Тот, кто носит с собой такие штуки, имеет совершенно определенное намерение дырявить, вонзать, перерезать. А это означает, что человек этот напуган до смерти или совсем уж дурного нрава.
— Из-за оружия, — сказал он громко, — всегда возникают проблемы.
— А иногда оно их решает, особенно если человек ведет себя по-идиотски.
Укусила все-таки. Он повернулся к ней.
— Послушай, ты как-то сказала, что тебе нравится, когда я лезу в драку.
— Я это сказала?
В сиянии света уже далекого города и отражения кормового огня в кильватере он увидел, что между кончиками растрепанных ветром волос губы ее изогнулись в улыбке. И Кой ощутил, что злость его перемешалась с множеством совсем других чувств.
— Спокойно, — рассмеялась она, — в тебя я не собираюсь стрелять.
На траверзе по левому борту уже виден был южный маяк — пять секунд огонь, пять секунд темнота. В открытом море килевая качка усилилась, и на мачте, едва освещенные слабым светом топового огня, свидетельствующего о том, что у «Карпанты» имеется мотор, то опускались, то поднимались еле живые флюгер и вертушка анемометра, так как ветра практически не было. Кой по привычке прикинул расстояние до берега, потом бросил взгляд бакштаг со штирборта, где большой торговый корабль, который раньше шел на них с оста, уже находился в открытом море. Положив руки на штурвал — классическое колесо с шестью шпагами, диаметром почти метр, расположенное в кокпите позади маленькой рубки с лобовым стеклом и парусиновым навесом, — Пилото понемногу менял галс, поворачивая к востоку, уголком глаза не теряя из виду огонь маяка. Кою не надо было смотреть на репитер гирокомпаса, светящийся в нактоузе рядом с автопрокладчиком, лагом и эхолотом, чтобы знать — они находятся на 36°6′ северной широты и 5°20′ западной долготы. Он слишком много раз прокладывал курс на этот маяк или от него на морских картах — на четырех картах Британского адмиралтейства и двух испанских, — чтобы забыть координаты мыса Европа.
— Как она тебе? — спросил он Пилото.
Он больше не смотрел на нее. Она так и стояла на корме, придерживаясь за штаги, созерцая черную гору, которая все больше удалялась от них. Пилото ответил не сразу. Кой не знал, то ли он обдумывает ответ, то ли сознательно его оттягивает.
— Наверное, — сказал Пилото наконец, — ты знаешь, что делаешь.
Кой в темноте скривил губы.
— Я тебя спрашиваю не о себе, Пилото. Я спрашиваю про нее.
— Она из тех, про кого рассказывают в море, когда они остаются на берегу.
Кой чуть было не сказал то, что и так само собой разумелось: она-то не осталась на берегу. Он мог бы еще и добавить: про таких, как она, моряки рассказывают в кубрике или на баке, причем неизвестно, правда это или выдумки. Она из тех, которых якобы знавали — или знаем — мы все, не важно, в каком порту. Это вертелось у Коя на кончике языка, но он удержался. Вместо этого он поднял глаза к темному небу над покачивающейся грот-мачтой. Большая часть звезд должна была бы быть видна, но их затмевали огни близкого берега.
— Могут возникнуть проблемы, Пилото.
Тот не ответил. Он перебирал шпаги по одной, выправляя курс и поглядывая на береговую линию.
Только через некоторое время он наклонил голову, словно посмотрел на показания лота.
— В море проблемы бывают всегда, — сказал он.
— В нашем случае не только море будет тому причиной.
На сей раз в молчании Пилоте чувствовалась тревога.
— Мы рискуем потерять «Карпанту»?
— Не думаю, что до этого дойдет, — успокоил его Кой. — Я имею в виду проблемы вообще.
Пилото, видимо, размышлял.
— Ты говорил, что, может, и деньжат удастся добыть, — высказался он в конце концов. — А это было бы неплохо… Сейчас работы мало…
— Мы ищем сокровище.
Это сообщение не потрясло Пилото.
— Сокровище, — повторил он безразличным тоном.
— Вот именно. Старинные изумруды. Стоят чертову уйму денег.
Пилото кивнул, словно соглашаясь, что старинные изумруды, разумеется, и должны стоить чертову уйму денег, но не об этом он сейчас думает. Потом он оставил штурвал ровно на столько времени, сколько потребовалось, чтобы снять висевший на нактоузе мех, закинуть голову назад и сделать большой глоток. Вытерев рот тыльной стороной ладони, он передал мех Кою и снова взялся за штурвал.
— Напомни мне как-нибудь чтобы я рассказал тебе все истории про сокровища, которые я слышал за свою жизнь.
Кой пил так же, как Пилото, держа мех выше головы и стараясь, чтобы вино не пролилось, хотя их и качало. Он узнал вкус. Картахенский клерет, свежий и ароматный.
— Это не совсем уж не правдоподобная история, — сказал он, сделав последний глоток. — По-моему, мы действительно можем найти этот затонувший корабль.
— Когда он затонул?
— Двести пятьдесят лет тому назад. — Он заткнул мех и повесил его на место. — Залив Масаррон. Глубина — небольшая.
Пилото скептически покачал головой.
— Ничего там уже не осталось. Рыбаки только и делают, что тралят дно, да и песком уже все занесло…
Если там и можно было что найти, так его уже давно подняли или оно пропало.
— Ты, Пилото, маловер. Как и твои коллеги с Тивериадского озера. Пока они не увидели, что Он пошел по воде, как посуху, они Его всерьез не принимали.
— Мне трудно представить тебя шествующим по водам.
— Еще бы. Я и сам не представляю. И ее — тоже.
Они обернулись поглядеть на нее. Танжер, по-прежнему не шевелясь, стояла у кормы черным силуэтом в свете береговых огней. Пилото вынул из кармана куртки сигарету, взял в рот, но не прикурил.
— Кроме того, — сказал он совсем некстати, — я старею.
А может быть, подумал Кой, очень даже кстати.
И Пилото, и «Карпанта» старели также, как та шхуна, которая гнила в барселонском порту, или как те большие корабли на Кладбище безымянных кораблей, которые ржавели под дождем и солнцем, их разъедала соль, облизывали волны на грязном песке.
Как гнил сам Кой, выброшенный на сушу с подводной скалы в Индийском океане, не обозначенной на морских картах; а ведь тот же Пилото — или не тот же? — сказал ему двадцать с чем-то лет тому назад, что мужчинам и кораблям пристало всегда находиться в открытом море и там принять достойную кончину.
