— На этот риск приходится идти, — сказала Танжер.
Двумя пальцами, большим и указательным, она держала ножку бокала с мускатом, который едва пригубила. Кой смотрел на нее поверх своего стакана. И думал о револьвере. Он уже успел — тихо чертыхаясь — обыскать ее вещи. Кой собирался выкинуть револьвер за борт, но нашел только блокноты с записями, солнечные очки, одежду и несколько книг.
А еще пачку гигиенических тампонов и дюжину хлопковых трусиков.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Перед тем как произнести эти слова, он взглянул на Пилото. Пусть уж лучше ничего не знает про револьвер, ему не понравится, что на борту «Карпанты» есть оружие. Совсем не понравится.
— И всегда знала, — ледяным тоном ответила она. — Ваше дело — найти корабль, а Палермо я займусь сама.
Есть у нее козыри в рукаве, сказал себе Кой. Есть у чертовки в рукаве козыри, и знает их только она сама, иначе не была бы так уверена в себе, когда речь зашла об этом гибралтарском козле. Голову прозакладываю, она просчитала все варианты — возможности, вероятности, опасности. Хорошо бы только знать, какая роль отводится мне.
— И еще одно… — Клиентов было мало, хозяин стоял у противоположного конца стойки, но Кой все же понизил голос:
— Изумруды.
— А что — изумруды?
В глазах Пилото Кой прочел ту же мысль, которая мелькнула и у него: в покер с ней лучше не играть. Даже если ты не новичок.
— Предположим, мы их найдем, — ответил он. — Обнаружим шкатулку. Палермо сказал правду? Ты. уже искала, кому их сбыть? Их надо будет чистить и все такое… Нужны мастера этого дела.
Она нахмурилась. Искоса взглянула на Пилото.
— По-моему, сейчас не время…
Кой сжал кулак и слегка стукнул об стойку. Раздражение его нарастало, и на сей раз он не желал скрывать этого.
— Послушай. Пилото увяз в этом деле по самую шею, как и мы с тобой. Он рискует «Карпантой», ему грозят серьезные неприятности с законом. Надо гарантировать ему…
Танжер подняла руку. У меня рука, может, и дрожала бы, подумал Кой. А если честно, руки у меня дрожат все это время, черт возьми. А ей — хоть бы что.
— То, что я плачу, покрывает риск на данный момент. Потом, когда найдем изумруды, удовлетворены будем мы все.
Слово все она особо выделила и твердо посмотрела на Коя. Потом снова взяла свой мускат, сделала совсем крошечный глоток и поставила на стойку, а Кой думал, из каких же персонажей слепила она свой образ. Она наклонила голову, словно раздумывала, следует ли сказать что-нибудь еще или нет. Вероника Лейк, думал Кой, с восхищением глядя на щеку, полузакрытую асимметрично подстриженными волосами. «Мальтийского сокола» она как-то упоминала, но нет, пожалуй, Ким Бейсингер из фильма «Тайны Лос-Анджелеса», его Кой видел раз двести на видео, когда ходил на «Федаллахе». Или Джессика Рэббит из «Кто подставил Роджера Рэббита?». Яне плохая, меня такой нарисовали.
— А насчет изумрудов, — добавила она минуту спустя, — могу сообщить вам, что покупатель у меня есть. Я вела переговоры, Нино Палермо был прав. За камнями приедут сразу же, как только мы поднимем их. Не будет ни проволочек, ни осложнений. — Она умолкла и твердо, с вызовом поглядела на них обоих. — Деньги тоже будут сразу. Хватит на всех.
Кой разглядывал веснушки, он чувствовал, что так просто это не получится. Точнее, он знал, что не получится. Они все еще были на острове рыцарей и оруженосцев, но последний рыцарь умер и похоронен много веков тому назад. И на ссохшемся его черепе навеки застыло по-дурацки удивленное выражение.
— Деньги, — машинально повторил он, отнюдь не убежденный.
Он потрогал нос и посмотрел с вопросом на Пилото, который слушал вроде бы с полным безразличием. Несколько секунд спустя он прикрыл глаза в знак согласия.
— Я старею, — объяснил Пилото. — «Карпанта» едва окупает себя, а с социальным обеспечением я никогда дела не имел… Я бы купил себе небольшую лодку с мотором и по воскресеньям брал бы внука на рыбалку.
Что-то вроде улыбки мелькнуло на его заросшем седой щетиной лице. Внуку было четыре года. Когда Пилото водил его гулять в порт, малыш старательно, по наказу бабушки, считал выпитые им кружки пива, а дома ябедничал. К счастью, он умел считать только до пяти.
— Ты купишь себе лодку, Пилото, — сказала Танжер. — я обещаю.
Непроизвольным жестом она положила ладонь на его руку. Жестом товарищеским, почти мужским.
И как раз на поблекшую татуировку, на голую женщину, отметил Кой.
Первые звуки «Lady be Good» аккордами хриплой гитары ставили точки, обозначающие пунктирный ритм, у нотных знаков, которыми отражались огни города в черной воде между кормой «Карпанты» и пирсом. Мало-помалу архаичную перекличку струн бас-гитары поглощало вступление остальных инструментов, кларнетов Киллиана и МакГи, соло пианиста Арнольда Росса и альт-саксофона Чарли Паркера. Кой слушал очень внимательно и вглядывался в яркие точки на воде, словно звуки из наушников, потоком заливавшие его голову, материализовались в этих бликах на черной маслянистой поверхности. В саксе Паркера, решил он, ощущается запах спиртного, прокуренного бара, где все мужчины без пиджаков, а обе стрелки часов стоят вертикально, ножами воткнувшись в самый живот ночи.
У этой мелодии, как, впрочем, и у всех остальных, был привкус портовых стоянок — одинокие женщины у дальнего конца стойки, темные силуэты, покачивающиеся возле мусорных баков, красные, зеленые, синие неоновые огни, выхватывающие из тьмы красные, зеленые, синие профили мужчин нерешительных, мечтательных, пьяных. Простая жизнь, привет, пока, единственная проблема — выносливость желудка, хотя есть и еще одна: убью, на месте убью! Крутить романы с принцессой Монакской времени не было, ах, сеньорита, как вы хороши собой, позвольте пригласить вас на чашку чая, да-да, я тоже обожаю Пруста. И потому в Роттердаме, в Антверпене, в Гамбурге были порнокиношки, бары топлес, продажные мадонны с вязаньем в руках за стеклянными витринами; и философически спокойные коты наблюдали, как бросало от одного тротуара к другому славный «экипаж Сандерса», который выблевывал выпитый скипидар с черной этикеткой, мечтая о том мгновении, что вернет им тихое урчание машин под стальными листами палубной обшивки, скомканные простыни на койке, серые предрассветные сумерки, проникающие в каюту через занавески иллюминатора. Та-ра-ра-ра-ра. Донг. Та-ра-ра. Саксофон Чарли Паркера по-прежнему утверждал, что согласия не будет, что сама мысль о нем чуть ли не безумна. Вот в портах Азии, Сингапуре и многих-многих других, во время стоянок на внешнем рейде, когда судно твое чуть поворачивается вокруг якорной цепи, выходишь на палубу, опираешься о планшир в ожидании катера с Мамашей Сан и ее девочками, и вот они, эти шумно чирикающие птички, уже поднимаются по трапу, услужливо поддерживаемые третьим помощником; затем Мамаша Сан деловито отмечает мелом на дверях кают: один крестик — одна девочка, два крестика — две девочки.
