— Ее здесь нет, — произнес он тихо.
Он ни к кому не обращался. Пилото крепил грот, а Танжер сидела на ступеньках лесенки, спускавшейся с кормы, опустив ноги в воду и глядя на море.
— Должна быть, — ответила она.
Она смотрела в ту же сторону, не отводила глаз от того воображаемого прямоугольника, который они беспрерывно прочесывали в течение двух недель. На ней была великоватая для нее рубашка Коя, она доходила ей до бедер. Танжер медленно шлепала по воде ногами, как дети, играющие на мелководье.
— Все это — сплошная нелепость, — добавил Кой.
Пилото спустился вниз, и из открытого иллюминатора доносились звуки, говорящие о том, что он занялся приготовлением ужина. Когда он снова вышел на палубу, чтобы открыть вентиль в металлическом ящике с газовыми баллонами, он долгим серьезным взглядом посмотрел на Коя. Гляди, моряк, это твое дело.
— Она должна быть здесь, — повторила Танжер, продолжая шлепать ногами по воде.
Опершись о нактоуз, Кой старался понять, что надо ответить или сделать. В голову ничего не приходило, и он взял маску для подводного плавания и прыгнул в море с носа — он хотел проверить, как встал якорь. Вода была чистая, теплая, приятная; в вечернем свете еще отлично была видна якорная цепь, тянувшаяся над песчаным дном с редкими камнями.
Двадцатипятикилограммовый якорь-плуг хорошо зацепил грунт, водоросли не намотались — иначе, если ночью погода изменится, они могли бы стащить якорь с места. Он еще немного опустился, чтобы полностью в этом удостовериться, потом медленно поднялся на поверхность и поплыл на спине, работая одними ногами, не торопясь и наслаждаясь теплой водой. Ему очень хотелось как можно дольше оттянуть момент, когда он снова окажется с Танжер лицом к лицу.
Поднявшись на палубу, он вытирался полотенцем, глядя на уже совсем красную в закатных лучах линию берега, дугой изогнувшуюся к востоку — здесь проходил «мраморный» путь, путь римских легионов и богов. Но на сей раз этот пейзаж не доставил ему никакого удовольствия. Он перебросил полотенце через планшир — сушиться, спустившись по трапу, присел на нижней ступеньке. Пилото возился с кастрюлями, готовил макароны, а Танжер сидела в каюте, разложив на большом столе морские карты.
Кой не успел еще ничего сказать, когда она уверенно заявила:
— Ошибки быть не могло.
Она держала в руке карандаш и в прямоугольнике зоны поисков отмечала координаты, которые с помощью циркуля и масштабной линейки брала на разных картах, как он и учил ее.
— Ты же сам проверял расчеты, — продолжала она, — привязки к Масаррону, вершине Виборас, Пунта-Перчелес и мысу Тиньосо. — Она, совершенно серьезно, как студентка, которая хочет убедить преподавателя, показывала ему результаты своих вычислений. — 37°32′ к северу от экватора и 4°51′ к востоку от Кадиса на картах Уррутии соответствуют 37°32′ северной широты и 1°21′ западной долготы по Гринвичу… Посмотри сам.
Кой притворился, будто проверяет расчеты. Он все это проделывал столько раз, что помнил каждую цифру наизусть. На картах было множество пометок, сделанных его рукой.
— В таблицах поправок могут быть неточности.
— Их там нет, — энергично тряхнула головой Танжер. — Эти таблицы я взяла из «Практического применения исторической картографии» Нестора Пероны. Там исправлена даже погрешность в семнадцать минут долготы координат Кадиса относительно Гринвича, которая содержалась в атласе Уррутии. Эти таблицы выверены до минуты, до секунды… Благодаря им два года назад были найдены «Каридад» и «Сан Рико».
— Координаты юнги могли оказаться ошибочными. Кто угодно мог совершить ошибку при такой спешке.
— Нет, это невозможно. — Танжер сопротивлялась с упорством человека, который слышит то, чего слышать не желает. — Уж слишком все достоверно.
Помнишь, юнга говорил о том, как близко от них в северо-восточном направлении был мыс…
Оба посмотрели на красную в закатных лучах громаду мыса, которая была видна в открытом иллюминаторе, вырисовываясь в самом конце береговой дуги, за Масарроном и мысом Фалько. «В виду мыса», сообщил юнга, как значилось в донесении.
— А кроме того, — продолжала Танжер, — бригантину могло настолько занести песком, что локатор ее не обнаружил…
Это возможно, подумал Кой, но маловероятно.
И объяснил, что в таком случае локатор должен был бы показать изменения в плотности донного покрытия. Но он постоянно показывал слои ила или песка толщиной до двух метров, а это много, чтобы ничего хотя бы подозрительного не отразилось на экране.
— Что-то там должно быть, — подвел он итог, — ведь пушки-то металлические. Десять пушек в одном месте — это уже существенное изменение плотности. А к этим десяти надо прибавить двенадцать пушек шебеки, хотя часть из них могло разметать взрывом.
Танжер постукивала карандашом по карте. Ноготь большого пальца другой руки она непрерывно покусывала. Лоб ее теперь прорезали глубокие, как шрамы, морщины. Кой протянул руку и погладил ее по голове, надеясь, что от его ласки морщины разгладятся, но она, полностью погруженная в карты, которые лежали перед ней на столе, даже не обратила внимания на его жест. Планы бригантины и шебеки тоже были неподалеку — прикрепленные скотчем, они висели на переборке. Они рассчитали и отметили на карте даже то расстояние, на какое могло разметать взрывом пушки шебеки, учитывая предполагаемую мощность заряда, дрейф и глубину.
— Юнга мог и соврать, — сказал Кой, убирая руку.
Танжер снова покачала головой и еще сильнее нахмурилась.
— Слишком он был юн, чтобы умудриться придумать такое. Он говорил, что виден был мыс, что берег был всего в двух милях… И в кармане у него была бумажка с карандашными записями координат.
— Тогда я уж и не знаю… Разве что меридиан все-таки не по Кадису.
Она мрачно посмотрела на него.
— Об этом я тоже думала. Причем в первую очередь. В том числе и потому, что в «Сокровище Рэкхама Рыжего» Тинтин и капитан Хаддок совершают подобную ошибку, путают долготу Парижа и Гринвича…
Кой слушал и думал, а не дурачит ли она его. Или все это — плод инфантильного воображения, разгоряченного детскими книжками. Как-то несерьезно.
Или не похоже на серьезное дело. Или, уточнил он, было бы не похоже, если бы не недомерок-аргентинец, который сидит у них на хвосте, да еще его босс-далматинец. Мечты девчонки, которая играет в поиски затонувших кораблей. Тут обязательно должны быть и сокровища, и злодеи.
— Нам прекрасно известны все нулевые меридианы, которыми пользовались в то время, — сказал он. — У нас есть координаты, которые сообщил юнга, мы можем найти их на карте, как и координаты того места, где юнгу подобрали после кораблекрушения… О меридианах Йерро, Парижа и Гринвича речь идти не может.
— Конечно нет. — Она показала на масштабную линейку одной из карт. — Долгота указана относительно Кадиса, здесь никаких сомнений нет, все совпадает. Наш нулевой меридиан — это меридиан академии Гуардиамаринас, он был нулевым в тысяча семьсот шестьдесят седьмом году и оставался нулевым до тысяча семьсот девяносто восьмого. По нему долгота места, где произошло кораблекрушение, — 4°5Г, восток. Современная долгота по тому же меридиану, учитывая поправки, — 5°12′ на восток. То есть по Гринвичу 1°21′ на запад. Только эти координаты «Деи Глории» и по атласу Уррутии, и по современным картам могут быть абсолютно точными.
