Франко воззрился на него. Молчание затягивалось; вороны вдалеке перекликались друг с другом. И тут Франко засмеялся – на самом деле, скорее даже зарычал – и часто заморгал от смеха, прижимая пальцы к разодранной щеке.
– Ты? Убить меня? – он снова засмеялся, снова заморгал. Глаза у него были ледяными и грозили жестокостью.– Я думаю, сегодня стоит ос– тавить тебя в живых,– сказал он, будто бы из милосердия. Михаил дога– дался, что на самом деле причина заключается в страхе, который Франко испытывал перед Виктором.– Как я уже сказал, тебе повезло.
Он огляделся, глаза его сузились, чувства были настороже. При– знаков берсеркера не было, если не считать развороченных могил и пе– реломанных костей; вскопаная земля и кучи листьев не сохранили ника– ких следов, не было и клочьев шерсти, зацепившихся за колючки в тра– ве; берсеркер к тому же покатался в гниющей плоти, чтобы отбить свой запах. Святотатство против стаи было совершено вероятно часов шесть– семь назад, подумал Франко. Берсеркер уже давно исчез. Франко сделал несколько шагов, нагнулся и согнал мух, подобрал маленькую истерзан– ную руку, кисть еще держалась на ней, и поднялся в полный рост. Он нежно трогал пальчики, распрямил их, как лепестки странного цветка.
– Это от моего,– услышал Михаил его тихие слова.
Франко опять наклонился, разгреб горстью землю, положил истер– занную ручонку и тщательно засыпал ее землей. Он примял ее и прикрыл опавшими бурыми листьями. Затем долго сидел на корточках, а мухи жуж– жали над его головой в поисках исчезнувшей плоти. Несколько их сели на окровавленную щеку Франко и пировали там, но он не шевелился. Он неподвижно уставился на сочетание цветных пятен земли и листьев перед собой.
Затем он резко встал, повернулся спиной к потревоженному саду и быстро зашагал прочь в лес, не оглянувшись на Михаила.
Михаил дал ему уйти, потому что знал дорогу домой. Да даже если бы он и потерялся, то смог бы идти по запаху Франко. Силы возвраща– лись к нему, пульсирующая боль в голове и сердце утихла. Он смотрел на сад с раскиданными скелетами, думая о том, где будут лежать его собственные кости и кто зароет их. Он отвернулся, отгоняя эти мысли прочь, и пошел по следам Франко, чуя их на потревоженной земле.
Глава 3
Еще три весны наступили и ушли, и двенадцатое лето жизни Михаила обжигало леса. В течение этого времени Рената чуть не умерла, зара– зившись от больного кабана. Виктор сам выхаживал ее и охотился для нее, доказывая, что и гранит может размягчиться. Поля родила девочку, которую произвел Франко; той же ночью дитя умерло, тельце ее было ис– коверкано и покрыто светло-бурой шерсткой; ей было всего лишь два ме– сяца от роду. Никита осеменил чрево Олеси, но росточек вышел наружу кровью и плотью, когда не прошло еще и четырех месяцев.
Михаил ходил в одежде из оленьей шкуры и в сандалиях, которые сшила ему Рената, его старая одежда совсем на него не лезла и изорва– лась в клочья. Он рос, становился неуклюжим, на предплечьях и ногах стали расти густые черные волосы. Разум его тоже рос на пище из книг Виктора: математике, русской истории, языках, классической литерату– ре – всех тех яствах, которыми потчевал его Виктор. Иногда учение шло легко, в другое время Михаил только и делал, что спотыкался на чем– то, но громовой голос Виктора в большом зале руководил его вниманием. Михаил даже полюбил Шекспира, в особенности тревоги и волнения Гамле– та.
Чувства его тоже развивались. Теперь для него не существовало абсолютной тьмы; самая черная ночь была как сероватое свечение с су– ществами из плоти и крови, очерченными чудным светло-голубым светом. Когда он действительно сосредотачивался, отбрасывая все, что могло отвлекать, он мог найти в белом дворце любого из стаи, определяя его по особому ритму сердцебиения: например, у Олеси оно всегда было час– тым, как от маленького оркестрового барабана, в то время как у Викто– ра – размеренное, с четкостью великолепно настроенного инструмента. Цвета, звуки, ароматы стали более насыщенными. При дневном свете он мог видеть бегущего через густую чащу оленя на расстоянии в сотню са– женей. Михаил познал преимущества скорости и ловкости: он с легкостью ловил крыс, белок и зайцев, чем немного способствовал пищевому снаб– жению стаи, но дичь покрупнее от него ускользала. Он часто просыпался и обнаруживал, что его рука или нога покрылась черной шерстью и при– няла волчью форму, но полноценное превращение его все еще ужасало. Хотя тело его, возможно, было к этому готово, сознание его готово еще не было. Он почитал за чудо, что другие могут переходить туда и об– ратно между мирами, почти будто бы одним только желанием. Конечно, самым скорым был Виктор; ему требовалось не более сорока секунд, что– бы завершить переход от человеческого облика к серой волчьей шкуре. Следующим по быстроте был Никита, который выполнял превращение чуть дольше сорока пяти секунд. У Олеси была самая красивая шкура, а у Франко самый громкий вой. Поля была самая робкая, а Рената самая до– брая: она часто позволяла мелкой, самой беззащитной жертве спастись, даже если загоняла ее до изнеможения. Виктор бранил ее за такие воль– ности, и Франко ругал ее, но она делала так, как ей нравилось.
После осквернения сада спокойно-яростный Виктор взял с собой Ни– киту и Франко в долгие бесплодные розыски логова берсеркера. За про– шедшие три года берсеркер выдавал себя оставленными им вокруг белого дворца маленькими кучками помета, а однажды стая услышала, как он выл ночью; низкий хриплый насмешливый вызов, менявшийся по направлению, так как берсеркер искусно менял свое положение. Это был вызов на бит– ву, но Виктор не поддался; он предпочел не попадать в западню берсер– кера. Поля клялась, что снежной ночью в начале ноября видела берсер– кера, когда бежала рядом с Никитой по следу оленя. Рыжий зверь выско– чил к ней из снега, достаточно близко, чтобы почуять его явное безу– мие, и глаза его были холодными черными пропастями ненависти. Он ра– зинул свою слюнявую пасть, чтобы разорвать ей горло,– но тут Никита прыгнул к ней, и берсеркер исчез в снегопаде. Поля клялась в этом, но она иногда путала ночные кошмары с реальностью, а Никита не помнил, чтобы видел что-нибудь, кроме ночи и летевших снежных хлопьев.
Ночью в середине июля снежных хлопьев не было, были лишь золоти– стые мушки, поднимавшиеся с лесной подстилки, когда Михаил и Никита в человечьем облике тихо бежали по лесу. Из-за засушливой погоды стада поредели, и в последний месяц охота стала скудной. Виктор приказал Михаилу и Никите что-нибудь принести, что угодно съедобное, и сейчас Михаил бежал за старшим изо всех сил. Никита следовал саженях в двад– цати перед ним и был впереди Михаила всю дорогу. Они ровным темпом направлялись к югу, и вскоре Никита перешел на скорую ходьбу.
– Куда мы двигаемся? – шепотом спросил Михаил.
Он вгляделся в ночной сумрак, выглядывая что-нибудь живое. Но даже беличий глаз не сверкнул в свете звезд.
– К железнодорожным путям,– ответил Никита.– Посмотрим, не уда– стся ли нам там поживиться.
Часто стая находила мертвого оленя, кабаргу или животное помень– ше, сбитых поездами, которые с мая по август дважды в день пробегали через лес, направляясь днем на восток, а ночью на запад.
