Майкл, не колеблясь, выстрелил, пули прострочили грудь солдата, отчего тело его заплясало, как марионетка. Едва прозвучала первая очередь, Майкл обернулся, направил ствол на солдат сзади на грузовике и открыл огонь. Топоры перестали стучать, и на мгновение как немецкие солдаты, так и пленные застыли неподвижно, словно раскрашенные ста– туи.
Но затем смятение чувств прервалось.
Три солдата свалились с грузовика, тела их были прошиты пулями. Лейтенант Зельцер бросился в грузовике на пол, вокруг него визжали пули, он потянулся к пистолету в кобуре. Солдат, стоявший рядом с Гюнтером, поднял винтовку, чтобы выстрелить в Майкла, и Гюнтер вогнал ему топор между лопаток. Другие два бойца Сопротивления бросились с топорами на двух других солдат, топор Дитца начисто снес одному голо– ву, но Фридрих был застрелен в упор прямо в сердце, прежде чем смог нанести удар.
– Ложись,– закричал Майкл Мышонку, оцепенело стоявшему на линии огня. Его выпученные голубые глаза уставились на мертвого солдата на сене. Мышонок не двигался. Майкл шагнул вперед и прикладом автомата ударил его по животу – единственное, что ему оставалось делать,– и Мышонок согнулся пополам и упал на колени. Пистолетная пуля вырвала рядом с Майклом кусок дерева из фургона, чиркнув по пути по боку ло– шади, отчего лошадь заржала и поднялась на дыбы. Майкл присел на ко– лено и пустил длинную очередь по грузовику, пробив шины и разбив за– днее и переднее стекло, однако Зельцер уцелел, спрятавшись за дере– вянными сиденьями скамеек.
Гюнтер еще раз махнул топором, отрубая руку солдату, собравшему– ся застрочить из «Шмайсера». Когда этот солдат свалился, корчась в агонии, Гюнтер схватил его оружие и полил пулями двух других, убегав– ших под прикрытие сосен. Оба они вскинулись и упали. Пистолетная пуля взвизгнула над головой Майкла, но Зельцер стрелял, не целясь. Майкл сунул руку через борт фургона, шаря в сене. Еще одна пуля выбила пу– чок щепок прямо ему в лицо, одна из них воткнулась в мякоть возле ле– вого глаза. Но Майкл нащупал, что искал, вынул руку, пригнулся и вы– дернул чеку гранаты. Зельцер кричал, обращаясь ко всем, кто мог его слышать.– Стреляйте в человека у фургона! Убейте сукина сына.
Майкл швырнул гранату. Она ударилась о землю рядом с грузовиком, отскочила и покатилась под него. Тут он бросился на тело Мышонка и руками прикрыл собственную голову.
Граната взорвалась, гулко бухнув, взрыв приподнял грузовик в воздух с его просевших покрышек. Взревело оранжево-красное пламя, грузовик перевернулся набок, охваченный огнем. Затем он развалился на части от второго взрыва, происшедшего от воспламенения бензина и мас– ла. Столб черного дыма с красной прожилкой в середине взлетел в небо. Больше Зельцер не стрелял. Посыпался дождь горящих тряпок и кусков железа с обгоревшей краской, лошадь фургона сорвала вожжи, которыми Гюнтер привязал ее к дереву, и безумно понеслась по дороге.
Гюнтер и Дитц, подхвативший винтовку убитого солдата, припали на колено посреди сосновых пней, стреляя по четырем солдатам, избежавшим пуль. Один из них в страхе вскочил и побежал, и Дитц пристрелил его в голову, не успел тот сделать и трех шагов. Тут двое пленных ринулись вперед, к оставшимся солдатам, с топорами на изготовку. Оба были за– стрелены прежде, чем успели применить топоры, но трое следовавших за ними достигли цели. Топоры взлетели и опустились, их острия окраси– лись в красное. Прозвучал последний выстрел, сделанный в воздух осла– бевшей рукой, раздался последний вскрик, и топоры успокоились.
Майкл встал, подобрал отброшенный в сторону автомат. Тот был еще теплым, как остывающая печь. Гюнтер и Дитц поднялись из своих укры– тий, поспешно стали осматривать тела. Когда обнаруживались раненые, гремели выстрелы. Майкл нагнулся и тронул Мышонка за плечо.
– С тобой все в порядке?
Мышонок сел, глаза у него были все еще мокрые и ошеломленные.– Ты ударил меня,– раскрыл он рот.– За что ты ударил меня?
– Лучше удар прикладом, чем пуля в животе. Стоять можешь?
– Не знаю.
– Можешь,– сказал Майкл и рывком поставил его на ноги. Мышонок все еще держал топор, костяшки его пальцев на топорище побелели.– Нам лучше убраться отсюда, пока не появились другие немцы,– сказал ему Майкл, он огляделся, ожидая, что пленные сбегут в лес, но они в боль– шинстве просто сидели на земле, как будто в ожидании другого грузови– ка с нацистами. Майкл перешел дорогу, за ним в нескольких шагах сле– довал Мышонок, и подошел к тощему темнобородому человеку, бывшему среди партии лесорубов.– Что случилось? – спросил Майкл.– Вы теперь свободны. Можете уходить, если хотите.
Мужчина, выступавшие кости лица которого были обтянуты коричне– вой сморщенной кожей, слабо улыбнулся.– Свободны,– прошептал он с сильным украинским акцентом.– Свободны. Нет.– Он потряс головой.– Я так не думаю.
– Здесь есть лес. Почему бы вам не уйти?
– Уйти? – Еще один, тоще первого, поднялся на ноги. Лицо у него было с длинной челюстью, и он был наголо обрит. У него был акцент жи– теля севера России.– Куда уйти?
– Не знаю. Просто… Куда-нибудь отсюда.
– Зачем? – спросил темнобородый. Он поднял густые брови.– Здесь нацисты повсюду. Это их страна. Куда нам пойти, где бы нацисты опять нас не выловили?
Майкл не мог этого понять, такие рассуждения не воспринимались им. Как такое могло быть – чтобы у кого-то были сняты оковы, а он бы не прилагал усилий, чтобы не позволить надеть их на себя вновь? Эти люди долго были пленными, понял он. Они забыли смысл свободы.– Разве вы не думаете, что имеете шанс, который могли бы…
– Нет,– прервал его лысый пленный, глаза у него были темные, взгляд рассеянный.– Никаких шансов.
Пока Майкл разговаривал с пленными, Мышонок стоял, опираясь на сосну. Его подташнивало, ему казалось, что от запаха крови он вот-вот упадет в обморок. Он не был бойцом. Боже, помоги мне добраться до до– ма, молил он. Только помоги мне добраться до…
Один из казавшихся мертвыми немцев внезапно поднялся, футах в восьми от того места, где стоял Мышонок. У этого человек был простре– лен бок, лицо его было серым. Мышонок увидел, что это был Маннергейм. И также увидел, что Маннергейм дотянулся до пистолета, лежавшего ря– дом с ним, поднял его и нацелил в спину зеленоглазого.
Мышонок закричал было, но смог издать только хрип, не имея до– статочно сил для крика. Палец Маннергейма лег на курок, рука с писто– летом дрожала, он стал придерживать ее с помощью другой руки, изма– занной красным.
Маннергейм был немцем, зеленоглазый был… тем, кем он был. Гер– мания была страной Мышонка. Я дезертировал из своего взвода. Недоме– рок. И ушел домой к Дьяволу.
Все это в одно мгновение вихрем пронеслось в его сознании. Палец Маннергейма начал нажимать на курок. Зеленоглазый все еще говорил с заключенными. Почему он не поворачивается? Почему он не…
Время шло.
Мышонок услыхал собственный крик,– звериный крик,– шагнул вперед и вонзил острие топора в темноволосый череп Маннергейма.
