Он в несколько гребков доплыл до берега и, когда замотал голо– вой, стряхивая с волос воду, услышал женский смех.
Изумленный, он оглянулся и увидел ее. Она сидела на камне, в солнечном свете ее длинные волосы отливали золотом. Олеся была такая же обнаженная, как и он, но ее тело было куда более интересным.
– Ну-ка, гляньте-ка! – поддразнивая, сказала она.– Какого песка– ря я тут обнаружила!
Михаил запрыгнул в воду.
– Что ты делаешь тут?
– А что ты делаешь там?
– Плаваю,– ответил он.– А что? Как это выглядит?
– Глупо. Прохладно, но глупо.
Она не умеет плавать,– подумал он. Не шла ли она за ним от бело– го дворца?
– Плавать прохладно,– сказал он ей.– Особенно после бега.
Он мог видеть, что Олеся только что бегала; тело у нее было влажным от слабо блестевшего пота.
Олеся осторожно слезла с камня, наклонилась к воде и набрала пригоршню воды. Она подняла ее ко рту и по-звериному полакала из ла– доней, потом вылила остаток на золотистый пушок между бедрами.
– О, да,– сказала она и улыбнулась ему.– Она прохладная, верно?
Михаилу стало заметно теплее. Он отплыл от нее, но прудик был невелик. Он стал плавать кругами, притворяясь, что даже не замечает, как она растянулась на камнях и подставила тело солнцу. И, конечно, его глазам. Он отвернул лицо. Что с ним происходит? В последнее вре– мя, всю весну, а теперь и летом, Олеся не выходила у него из головы. Ее светлые волосы и льдисто-голубые глаза в человечьем обличье и светлая шерсть и гордый хвост – в волчьем. Его притягивала к себе тайна между ее бедер. У него были сны… нет, нет, они были неприлич– ные.
– Спина у тебя красивая,– сказала она ему. Голос ее был нежный, в нем была какая-то податливость.– Она выглядит такой сильной.
Он стал плыть чуть быстрее. Может, для того, чтобы мышцы спины напружинились, а может, нет.
– Когда ты выйдешь,– сказала Олеся.– Я обсушу тебя.
Пенис Михаила уже догадался, как это могло быть сделано, и стал твердым как тот камень, на котором сидела Олеся. Он продолжал пла– вать, в то время как Олеся загорала и ждала.
Он мог бы оставаться в пруду, пока ей не надоест и она не уйдет домой, подумал он. Она – животное: вот что сказала про нее Рената. Но, по мере того, как плавание Михаила становилось все медленнее, а сердце стучало все сильнее от неизвестной страсти, он понимал, что время его и Олеси все равно скоро наступит, пусть даже не сегодня. Она хотела его, и хотела того, чего хотел он. Это его смущало; это был урок, который Виктор ему преподать не мог. Олеся ждала, солнце жгло. От отблесков на воде у него кружилась голова. Он проплыл еще пару кругов, размышляя над этой ситуацией. Но важнейшая часть его те– ла уже приняла решение.
Он вылез из воды, ощущая смесь желания и страха, глядя, как Оле– ся встала, груди ее напряглись, когда она увидела, что у него уже на– изготовку. Она сошла с камня, а он стоял на траве и ждал.
Она взяла его за руку, повела в тень и там они легли на мох. Она стала на колени. Олеся была красива, хотя вблизи Михаил увидел, что у глаз ее были морщинки и в углах рта тоже. Волчья жизнь была трудной, а Олеся давно уже не была девушкой. Но ее льдисто-голубые глаза обе– щали радости, которые ему и не снились, и она нагнулась над ним и прижалась губами к его губам. Ему предстояло многому поучиться в ис– кусстве любви; начался первый урок.
Олеся сдержала свое обещание обсушить его и стала выполнять это с помощью языка. Она начала с одного конца его тела и медленно ползла к другому, вылизывая насухо его кожу, медленно слизывая капельки с его нетерпеливо дрожавшего тела.
Она дошла до торчащего в середине члена и тут проявила истинную сущность зверя: любовь к свежему мясу. Олеся поглотила его, а Михаил застонал и вцепился пальцами в ее волосы. Затем так же по-звериному она пустила в ход зубы, и пока она покусывала и облизывала его сверху донизу, у него в чреслах становилось все жарче. В голове гремело, яр– кие сполохи прыгали в мозгу, как летняя гроза. Горячий рот Олеси не отпускал его, пальцы ее нажимали у основания его яичек. Он почувство– вал, как тело его выгибается, бессознательно, движением, не поддаю– щимся контролю, и на короткий миг мышцы его напряглись, как будто го– товые прорвать кожу. Молнии в его мозгу танцевали, ударяя по нервам и воспламеняя их. Он стонал, звериным стоном.
Олеся выпустила его и смотрела, как семя фонтанчиком изверглось из его тела. Он дернулся второй раз и выпустил еще один белый выброс. Она улыбнулась, гордая свое властью над его юношеской плотью; потом, когда знамя Михаила стало клониться, она продолжила путешествие языка через живот, через грудь, затем, играя, делала круги по его телу. От ее движений кожа становилась гусиной.
Михаил снова стал напрягаться и, когда мозг его прояснился после первоначального исступления, начал сознавать, что есть многое такое, чему следует поучиться, о чем монахам и не снилось.
Их губы встретились и замерли. Олеся укусила его за язык и губы, затем взяла его ладони и положила их на свои груди, а потом раздвину– ла бедра и опустилась на него. Они соединились, он ощущал, как пульс его бился во влажном тепле. Бедра Олеси начали медленное ритмичное движение, которое постепенно увеличивало силу и интенсивность, глаза ее уставились в его глаза, а ее лицо и груди заблестели от пота. Ми– хаил был учеником, схватывающим все на лету; он тоже стал раскачи– ваться, все глубже проникая в нее в ответ в такт ее движениям, и, когда их взаимопроникновение стало жестче и более нетерпеливым, Олеся запрокинула голову, ее золотистые волосы каскадом рассыпались по пле– чам, и вскрикнула от радости.
Он почувствовал, как она вздрогнула; глаза у нее были закрыты, а губы издавали нежные стонущие звуки. Она подставляла свои груди под его поцелуи, бедра ее совершали мелкие круговые резкие движения, и тут Михаила опять охватила такая же неконтролируемая напряженность. В тот момент, когда его мышцы почти свело и кровь яростно забилась в нем, дар его сущности излился во влажную теплоту Олеси. Он расслабил мышцы, суставы его ломило от внутреннего жара. Начни даже сейчас не– беса падать на его голову синими глыбами – он бы не шелохнулся. Все ощущения были ему незнакомы, он был словно бы в неведомом краю, но в одном он был уверен: все это ему нравилось, очень нравилось. И он хо– тел бы вернуться в нее, по возможности так скоро, как только удастся.
Он опять был готов, быстрее, чем мог бы надеяться. Тело к телу, он и Олеся катались по мху из тени на солнцепек. Теперь она была под ним, ее ноги над его бедрами, и она смеялась над выражением его лица, когда он опять погрузился в нее. Эта глубина была лучше, чем глубина пруда: он не мог найти у Олеси дно. Солнце жгло их, от его жара кожа их была мокрой, и оно сплавило их вместе. Оно выжгло также последние следы стыдливости Михаила, и он стал отвечать на ее телодвижения уве– ренно и с силой. Ее бедра сжимали его бока, рот ее втягивал его язык, спина его выгибалась, когда он входил в ее глубины.
