— Помогите! — надрывался я. — Кто-нибудь, пожалуйста, помогите нам! В комнату ворвался луч фонаря, пошарил по воде с плававшей всячиной и ударил мне прямо в лицо.
— Кори! — раздался голос Судного дня от входной двери. — Я велела тебе не сходить с места!
— Гэвин? Гэвин? Где ты?
— Господи Боже мой! — ужаснулась мама. — Чем тут так воняет? Вода в комнате уже успокоилась. Я догадался, что Старый Мозес решил не препятствовать воссоединению матерей с их сыновьями. Поверхность воды была покрыта странной коричневой маслянистой жижей, в которой плавала дохлая рыба, но мама ни на что не обращала внимания, ее взгляд был прикован ко мне.
— Кори Мэкинсон, ты у меня неделю на стул не сядешь, так я тебя выпорю! — закричала она, когда заметила нас с Гэвином в нашей щели. Вместе с Нилой Кастиль они бросились к нам. Через мгновение они угодили в лужу содержимого желудка хозяина Текумсы, и по возгласу, который издала моя мама, я понял, что она больше не помышляет о порке. Вот так мне повезло.
Глава 7
Визит к Леди
Никто из моих друзей, конечно, мне не поверил. Дэви Рэй посмеялся надо мной, качая головой, и сказал, что он при желании мог бы придумать историю и получше. Бен Сирс с сомнением посмотрел на меня, видимо, думая о том, не слишком ли много в последнее время я смотрел в “Лирике” ужастиков. Джонни Уолкер некоторое время размышлял над моим рассказом в своей замедленно обстоятельной манере, после чего объявил свое решение:
— Нет, этого не может быть. Невозможно.
— Но я говорю правду! — взволнованно воскликнул я. Я сидел вместе с друзьями на крыльце моего дома. Стоял ясный день с прозрачно-голубым небом.
— Все так и было, клянусь!
— В самом деле? — переспросил Дэви Рэй, самый язвительный и остроумный среди нас, человек того сорта, который и сам не прочь приукрасить собственные похождения удивительными выдуманными подробностями. Подняв свою рыжеватую голову, он взглянул на меня голубыми глазами, в глубине которых всегда крылся дикий смех.
— И почему же, интересно, Старый Мозес не сожрал вас? Неужели он испугался метлы, которой ему угрожал такой дохляк, как ты?
— Вероятно, потому, — ответил я, задыхаясь от ярости, — что не знал, что в тот день у меня не было с собой лучевого ружья, при помощи которого я обычно расправляюсь с монстрами, вот почему! Не знаю! Этого тебе достаточно? Но все было именно так, как я рассказываю, и если ты…
— Кори, — донесся с кухни голос моей мамы. — Думаю, вам пора прекратить разговоры на эту тему. Я так и сделал. И, подумав еще немного, понял, что имела в виду мама. Нет смысла заставлять кого-то поверить в то, во что он не хочет верить. Например, я чувствовал, что мама тоже не особенно верит мне, хотя Гэвин Кастиль полностью подтвердил мой рассказ, во всем признавшись своей маме Ниле. Кстати говоря, мистер Торнберри поправился. Он по-прежнему был жив, и с каждым днем сил у него прибавлялось. Насколько я понимал, он собирался еще не раз сводить своего Гэвина на “Веселые мелодии”. Думаю, друзья скорее бы поверили мне, если б я смог дать им понюхать мою одежду, но, к сожалению, сразу же “ после нашего возвращения домой мама выбросила ее на помойку. Свою одежду, также насквозь пропахшую тухлой рыбой, она тоже выбросила. Отец молча выслушал мой рассказ и только покивал, держа перед собой туго забинтованные руки. На ладонях у него от многочасовой работы лопатой вздулись огромные волдыри.
— Что сказать, — проговорил отец, — на свете существуют такие вещи, которые нам не понять, окажись у нас хоть по сто жизней. Слава Богу, что вы оба — и ты, и мама — остались целы и что во время наводнения никто не утонул. Прошло две недели. Апрель остался позади, наступили солнечные майские деньки. Река Текумса, раз напомнив нам, кто здесь главный, преспокойно вернулась в свои берега. В четверти домов Братона жить было невозможно, это относилось и к дому Нилы Кастиль. И потому со стороны Братона почти круглые сутки доносился визг пил и стук молотков. Одно было хорошо после дождей и паводка: только стоило солнышку пригреть хорошенько — вея земля мгновенно заплодоносила и Зефир утонул в разноцветье весенних цветов. Зеленели изумрудные лужайки, одуванчики лезли как бешеные, кудзу покрывала холмы ровным ковром. В двери уже стучалось лето. Мое внимание было полностью занято подготовкой к выпускным экзаменам. Математика никогда не была моим коньком, однако дела обстояли так, что именно по этому предмету мне предстояло получить приличный балл, потому что иначе мне пришлось бы — от одной мысли об этом я чувствовал, что задыхаюсь, — все три каникулярных месяца посещать летнюю школу. Во время коротких часов отдыха я часто размышлял о том, каким образом мне удалось одолеть Старого Мозеса простой метлой из стеблей кукурузы. То, что мне с первого раза повезло угодить чудищу прямо в глотку, было просто удачей, а о том, что могло случиться, страшно было и думать. Однако постепенно я склонился к мысли, что дело тут было не только в метле. Старый Мозес, существо огромное, сильное и исполненное злобы, было похоже на деда Джейберда; он мог лихо загнать боязливую и беззащитную дичь, но стоило только той попытаться дать отпор, как он тут же сам шел на попятный. Или уплывал, что в данном случае было вернее. Возможно, Старый Мозес привык, что то, что он наметил себе на ужин, никогда ему не прекословит. Все эти караси, карпы, черепахи и насмерть перепуганные собаки помышляли только об одном — как бы от него улепетнуть. Получив метлу в глотку, Старый Мозес сообразил, что где-нибудь неподалеку наверняка есть более легкая добыча, например на дне реки, откуда он недавно поднялся, в прохладной темной тине, где ничто и никогда не посмеет ударить его в ответ на его притязания. Такова была моя теория. Но ни за что в жизни я не согласился бы проверить ее экспериментом. Иногда я видел во сне высокого человека в длинном пальто и шляпе с зеленым пером. Я брел по воде за ним следом и хватал его за руку, потом он поворачивался, и я с ужасом видел, что это и не человек вовсе, а создание, покрытое чешуей, формой напоминающей бриллианты цвета палой листвы. Он открывал рот и скалил на меня острейшие, как кинжалы, клыки, а с них капала кровь, стекая у него с подбородка. Опуская глаза, я понимал, что помешал его трапезе, потому что в лапах существо держало небольшую коричневую собаку, уже наполовину съеденную, но все равно продолжавшую биться. Не слишком приятный сон. Хотя, может быть, в нем была доля правды. Не совсем понятной. В эти дни я, лишенный собственных колес, превратился в пешехода. Я не возражал против пеших прогулок в школу и обратно и даже получал от них удовольствие, однако у всех моих друзей были велики. Лишившись велосипеда, я опустился на две ступени в социальной лестнице мальчишек. В одно прекрасное утро я играл с Рибелем: бросал ему палку и катался с ним в зеленой траве. Вдруг с улицы донеслось громыхание, медленно приближавшееся к нашему дому. Я вскинул голову и оглянулся, Рибель сделал то же самое — и мы увидели, что к нашему дому подруливает странный пикап. Я знал, кому принадлежит эта машина. Ее кузов насквозь проржавел, а рессоры ослабли настолько, что грохот и дребезжание, которые она производила, увлекали всех окрестных собак за ней в погоню, сопровождаемую веселым заливистым лаем. Рибель тоже поспешил несколько раз гавкнуть, но я приказал ему замолчать. В кузове пикапа была укреплена металлическая рама, на которой ви сели разнообразные металлические инструменты, которые имели самый что ни на есть древний и бесполезный вид и издавали звон не хуже сиротского колокольчика. На водительской дверце было не слишком ровно намалевано по трафарету: “Починка Лайтфута”. Грузовичок остановился прямо напротив нашего дома. Звон и дребезжание привлекли мамино внимание, и она тоже вышла на крыльцо. Отца не было дома, он должен был вернуться через час-другой. Дверца пикапа отворилась, и наружу выбрался длинный костлявый негр в пыльном комбинезоне. Он двигался так медленно, что казалось, все движения причиняют ему боль. Голова негра была покрыта серой кепкой, а кожа припорошена пылью. Мистер Маркус Лайтфут медленно направился к нашему крыльцу. Глядя на него, я полностью уверился в том, что, раздайся позади него топот копыт бешеного быка, он не ускорил бы шага.
