— Кто бы ни сделал это, — стал объяснять шериф, держа в руках шляпу и отбрасывая на стену длинную тень от своего носа, — он должен был толкать тот автомобиль по грунтовой дороге, выходящей прямо к озеру. Мы обнаружили там отпечатки шины, но все следы были затоптаны. Убийца наверняка использовал что-то, чтобы давить на педаль газа. Непосредственно перед тем, как вы обогнули этот изгиб дороги, он отпустил ручной тормоз, захлопнул дверь и отпрыгнул, а машина свободно покатилась через Десятую трассу. Конечно же, он и не подозревал, что вы в этот момент проедете по дороге. Если бы вы не оказались там, то машина просто упала бы в озеро, утонула бы, и никто даже не узнал бы, что вообще чего-то произошло. — Он пожал плечами. — Это все, что я смог узнать…
— Ты разговаривал с Марти Беркли?
— Да-а, разговаривал. Марти ничего не видел. Эта грунтовая дорога идет так, что вы можете проехать мимо нее на средней скорости и даже не заметите, что она существует…
— Так что же мы будем со всем этим делать? Шериф обдумывал вопрос отца, его серебряная звезда блестела на свету. Снаружи начал лаять Рибель, окрестные собаки подхватили его клич и распространили по всему Зефиру. Шериф раздвинул свои большие пальцы и посмотрел сквозь них:
— Том, — ответил он наконец. — У нас тут действительно очень странная ситуация. Имеются отпечатки шин, но нет самой машины. Ты говоришь, что видел внутри машины тело, прикованное наручниками к рулевому колесу, и что вокруг шеи трупа была намотана медная струна, но в нашем распоряжении нет тела и мы вряд ли вообще сможем получить его. Никто в городе за последнее время не пропадал. Вообще во всем округе никто не пропадал, не считая пятнадцатилетней девчонки, мать которой полагает, что она убежала вместе со своим дружком в Нэшвилл. Но у того парня, кстати, не было никакой татуировки. Я не слышал ни об одном парне с татуировкой, которая была бы похожа на описанную тобой. — Шериф Эмори взглянул на меня, потом на маму, а потом снова на отца своими темными глазами под кустистыми бровями. — Помнишь ту загадку, Том? Ну, насчет того, что когда дерево падает в лесу, когда поблизости никого нет, то бывает ли при этом какой-то шум? И поскольку нет в наличии тела и никто в округе за последнее время не пропадал, было ли убийство или нет?
— Я знаю только то, что видел своими глазами, — ответил отец. — Ты разве сомневаешься в моем слове, Джей-Ти?
— Нет, этого я не говорю. Я говорю только о том, что больше не могу ничего сделать, пока мы не установим личность самой жертвы. Мне нужно его имя, Том, имя. Мне нужно его описание, его лицо. Без опознания я не знаю даже, с чего мне следует начать расследование…
— А убийца, между тем, преспокойно разгуливает среди таких же людей, как мы с тобой, и совсем не боится того, что когда-нибудь будет пойман. Так прикажешь тебя понимать?
— Угу, — утвердительно крякнул шериф. — В итоге получается именно такой расклад… Конечно, шериф Эмори обещал, что продолжит работу над этим делом, что обзвонит все полицейские управления штата, чтобы получить от них информацию о пропавших людях. Рано или поздно, сказал он, кто-нибудь заявит именно о том мужчине, который утонул в озере вместе с машиной. Когда шериф ушел, отец вышел наружу, чтобы посидеть наедине со своими мыслями на передней веранде с выключенным светом, и сидел там один до того момента, пока мама не велела мне готовиться ко сну. Была уже ночь, когда в темноте меня разбудил крик отца. Я сел на кровати, нервы были взвинчены. Я смог расслышать, как за стеной моя мать обращалась к отцу:
— Все в порядке, — успокаивала она его. — Это был плохой сон, всего лишь плохой сон, теперь все в порядке… Отец успокаивался довольно долгое время. Я слышал, как в ванной зашумела вода. Потом раздался скрип пружин на их кровати.
— Ты хочешь рассказать мне об этом? — спросила мама.
— Нет, о, Господи, нет…
— Это был всего лишь дурной сон…
— Это для меня без разницы. Оно было достаточно реальным.
— Ты сможешь опять заснуть? Он вздохнул. Я смог представить его там, в темной спальне, его руки, прижатые к лицу.
— Не знаю, — ответил он.
— Дай-ка потру тебе спину… Пружины заскрипели вновь, когда их тела шевельнулись.
— Ты что-то весь напряженный, — заметила мама. — И выше к шее то же самое…
— Тут чертовски болит. Прямо здесь, где твой большой палец.
— Это растяжение. Ты наверняка потянул мышцу. Молчание. Мои шея и плечи тоже словно бы успокаивались и чувствовали себя уютно под нежными руками матери. Каждый раз, когда в комнате родителей кто-то начинал двигаться на кровати, ее пружины снова начинали скрипеть. Потом снова раздался голос отца:
— У меня сегодня был очередной кошмар о том мужчине в машине…
— Я так и подумала…
— Я смотрел на него в той машине, на его лицо, изуродованное до неузнаваемости, и на его шею, перетянутую струной. Я видел наручники на его запястьях и татуировку на плече. Машина погружалась вниз, вниз, а потом.., потом его глаза открылись… Я вздрогнул. Я сумел представить себе все это, а голос отца стал почти прерывистым от нехватки воздуха.
— Он посмотрел на меня. Прямо на меня… Вода заливалась внутрь его глаз. Он открыл рот, и его язык оказался таким же черным, как голова змеи, а потом он сказал: “Идем со мной…”
— Не думай об этом, — прервала его мама. — Просто закрой глаза и попытайся расслабиться и отдохнуть.
— Я не могу расслабиться, я не могу отдыхать, — я мысленно нарисовал себе тело отца, который лежал знаком вопроса на кровати, в то время как мама массировала ему сведенные мышцы спины. — Это просто кошмарный сон, — продолжал он. — Мужчина из автомобиля протянул руку и схватил меня за запястье. Ногти у него оказались синими. Его пальцы впились в мою кожу, и он сказал: “Идем со мной, вниз, в темноту”. Машина… Машина начала погружаться быстрее и быстрее, и я попытался освободиться, но он не захотел меня отпустить и опять сказал: “Идем со мной, идем со мной, вниз, в темноту… “ А потом озеро сомкнулось над моей головой, и я не смог выбраться из него и открыл рот, чтобы закричать, но в него стала литься вода. О Боже, Ребекка. О, Боже мой.
— Это все не настоящее. Слушай меня! Это всего лишь страшный сон, но теперь все в порядке.
— Нет, — ответил отец. — Не все в порядке. Это гложет меня, и от этого мне становится все хуже. Я думал, что смогу избавиться от всего этого. Я хочу сказать… Боже мой, я видел раньше мертвецов. Совсем рядом с собой. Но это… Это совершенно другое. Та струна вокруг шеи, наручники на запястьях; лицо, такое, словно кто-то бил по нему, пока оно не превратилось в кровавую кашу… Это совершенно другое. Я не знаю даже, кто он, кем он был, вообще не знаю ничего о нем.., но это гложет меня день за днем, ночь за ночью…
— Это пройдет, — ответила мама. — Именно так ты сам успокаивал мои страхи по поводу бородавок от прикосновения к лягушке. Да брось, говорил ты, пройдет…
— Может, и пройдет. Я надеюсь, что с Божьей помощью это пройдет. Но сейчас оно находится у меня в голове и я не могу выбросить его из моей жизни. Но самое худшее, Ребекка: это подтачивает меня изнутри, гложет меня. Кто бы ни сделал это, он или они наверняка были местными. Должны были быть местными. Тот, кто сделал это, отлично знал о глубине озера и о невозможности отыскать труп на его дне. Он отлично знал о том, что, если автомобиль утонет, то навсегда исчезнет и тело. Ребекка.., ведь это может быть один из тех самых людей, которым я развожу заказы. Это может быть кто-нибудь из тех, кто сидит на одной с нами скамье в церкви. Кто-то, у кого мы покупаем бакалею или одежду. Кто-то, кому известно все о нас и о нашем образе жизни и который.., узнал, что мы стали всему свидетелями. Это пугает меня так, как никогда ничто меня не пугало. И ты знаешь, почему? — Он помолчал некоторое время, и я смог себе представить, как кровь забилась в его висках. — Потому что если нельзя чувствовать себя в безопасности здесь, то нельзя чувствовать себя в безопасности нигде во всем мире, — его голос чуть сорвался на последнем слове. Я обрадовался тому, что меня нет в той комнате и я не могу видеть его лицо. Прошло две или три минуты. Я думаю, что отец просто лежал на прежнем месте, давая матери возможность спокойно тереть ему спину.
