Например: пока еще никому не удалось запечатлеть разрывы в космосе, которые, если верить Ормусу Каме, виновны в нынешней череде катастроф. Сам факт существования подобного снимка подтвердил бы значимый сдвиг в реальности, кардинальное изменение нашего представления о ней.
Но есть фотография землетрясения на солнце. Этот чрезвычайно яркий, впечатляющий снимок обошел первые страницы всех газет мира. Землетрясение похоже на раскаленный пузырь, вырвавшийся на поверхность горячей густой золотистой овсянки. Но видимая нашему глазу сейсмическая зыбь солнечной каши на самом деле выше семи Эверестов — более шестидесяти километров.
Если бы у нас не было этой фотографии, новость о землетрясении на Солнце не воспринималась бы нами как нечто реальное. Но теперь каждый читающий газеты человек, трепеща, задает один и тот же вопрос.
На Солнце тоже неспокойно?
Так фотография может сделать событие значимым. Иной раз даже будучи подделкой.
На моей последней фотографии Вины земля под ее ногами трескается, становясь похожей на булыжную мостовую, повсюду жидкость. Вина стоит на плите тротуара накренившейся вправо улицы, склонившись влево, чтобы удержаться на ногах. Ее руки широко раскинуты, волосы развеваются, на лице нечто среднее между негодованием и страхом. Мир позади нее размыт. Кажется, что вокруг ее склоненного тела все взрывается, выпуская на поверхность безмерное количество воды, ужаса, огня, текилы и пыли. Эта последняя Вина — воплощение катастрофы, женщина in extremis
[321]
, случайно оказавшаяся одной из самых знаменитых женщин на нашей планете.
После исчезновения Вины Апсары на вилле «Ураган» моя фотография землетрясения пополнит небольшой запас фотоизображений — взлетевшая юбка Монро, горящая девочка в Индокитае, восход Земли, — ставших поистине откровениями, частью коллективной памяти человечества. Как и всякий фотограф, я надеялся окончить свои дни, убедившись, что мое имя стоит под несколькими мощными образами, но фотография Вины превзошла все мои самые смелые, самые честолюбивые надежды. Она будет известна под названием «Исчезновение Леди», и это то, что останется после меня. Если меня вообще будут помнить, то только из-за этого страшного снимка. По крайней мере так мы с Виной навсегда останемся вместе, несмотря ни на что, — цель, к которой я стремился всю жизнь, я мечтал о ее достижении даже больше, чем о профессиональном успехе. Да, мы связаны на все времена, вне надежды, вне жизни: преобразованы Необъятным в Вечное. Но я ошибался относительно природы той преобразующей силы, которая отрабатывала на нас свое волшебство. В нашем случае это была не любовь, а смерть.
Будьте осторожны в своих желаниях.
В начале своей карьеры фотографа я оказался замешан в постыдном подлоге: фотографии, сделанные умершим коллегой, были выданы за мои. С тех самых пор — как я иной раз признавался самому себе, хотя иногда мне удавалось на время подавить в себе воспоминания о том надломе в моей судьбе, о другом повешенном, — я нуждался в том, что можно было бы назвать искуплением, — считайте это самоуважением. Вот в чем ирония: когда мне наконец-то удается создать один из культовых образов эпохи, я испытываю одно-единственное желание — чтобы этого не было; я сразу и безоговорочно признаю, что она, моя модель, была намного значительнее любой из ее фотографий, которые я мог бы сделать; мне невыносимо думать, что это единственное немое отражение ее бесконечной изменчивости — все, что у меня осталось.
Можете забрать это гребаное фото. А мне верните ее.
К тому же, поскольку этот снимок впервые появился вместе с новостями о том событии, которое я продолжаю называть ее исчезновением, потому что не могу произнести другого слова, — он всегда будет ассоциироваться в сознании людей с тем последним моментом ужаса. Таковы люди. Хотя все мы знаем, что рядом с Виной в ее последний час не могло быть никаких фотографов, мы легко верим в подлинность этого изображения. Моя фотография Вины на колышущейся улице Текилы превращается под давлением потребности людей видеть последние мгновения, под давлением этого глобального проявления Необъятного, в портрет звезды в момент ее — произнеси же это! — смерти.
Так что это своего рода непреднамеренная подделка. Еще один подлог. И несмотря на то что я пытался объяснить, как все было на самом деле, вновь и вновь пересказывая историю этого снимка, никто не хотел меня слушать. Они уже узнали всё, что им было нужно. «Исчезновение Леди». Мир принял решение.
Здесь мы уже были.
Это вертолет, зависший в воздухе над разверзшейся землей. Вот женщина, которую я люблю, она зовет меня из открытой двери. Тогда я полетела. Я не могу лететь, кричу я в ответ. Что? Лети. Пошел ты. Что? Прощай, Надежда.
Вот что говорят люди, когда они не говорят того, что думают.
Тогда я полетела. (Полетели со мной, пожалуйста, ты мне нужен. Не могу поверить, что ты не со мной.) Я не могу лететь. (Любимая, я больше никогда не выпущу тебя из виду, но к черту всё, ты устроила мне веселую жизнь, ты знаешь это? Хочешь видеть мои раны? И теперь это из-за того, что я ставлю работу на первое место. Я скоро приеду, на этот раз ты можешь подождать меня. Если я тебе нужен, ты подождешь. Да, вот так, испытание. Да-а. Может быть, так оно и есть.) Что? (Ты, сукин сын! Ты думаешь, ты можешь так обращаться со мной? О господи, Рай, пожалуйста, брось свои игры, только не сейчас, не сегодня.) Лети. (О'кей, никаких игр. Я люблю тебя, навсегда, за пределами этого мира. Но я должен делать свою работу. Ты и глазом не успеешь моргнуть, как я тоже буду там. Лети. Я сразу за тобой. Я люблю тебя. Лети.)
Пошел ты. (Я с самого начала не хотела, чтобы ты ехал в Мексику, пошел ты, но ты все равно приехал, пошел ты, я думаю, это что-то доказывает, да-а, но я причинила тебе боль, я была не в себе, в любом случае я была не права, пошел ты, и потом ты помог мне, пошел ты, эта была настоящая встряска, пошел ты, поэтому я поверила тебе, я тебе действительно поверила, пошел ты, потом земля стала двигаться и ты бросил меня, пошел ты, ты занялся своими фотографиями, я могла бы умирать, погибать, но тебе надо было делать свою работу, пошел ты, а теперь ты не хочешь лететь со мной, пошел ты, теперь, когда я наконец поняла что ты нужен мне, пошел ты, я не могу без тебя, пошел ты, может быть я люблю тебя, я действительно тебя люблю, пошел ты, Рай, я люблю тебя, пошел ты. Люблю.)
Что? (Что?!)
Прощай, Надежда. (До свидания, пока, ты, сукин сын, но после этого я больше никогда не отпущу тебя. Наша следующая встреча станет началом нашей новой жизни, той, которая нам отмерена.)
Все эти годы я каждую ночь прокручивал в голове наш диалог, фразы, которые мы выкрикивали там, и теперь я думаю, что Прощай, может быть, на самом деле было так никогда и не сказанным Здравствуй. Надеюсь, что это так. Надеюсь. Даже несмотря на то что такое толкование делает потерю еще тяжелее, а боль просто невыносимой.
