Книга Земля под ее ногами, страница 166. Автор книги Салман Рушди

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Земля под ее ногами»

Cтраница 166

Я сохраняю спокойствие.

— Привет, Молли! Вот уж сюрприз!

Ее мелодичная ирландская речь сменяется «хаг-ми».

— О, малыш, что тебе сказать! Вот, машина сломалась поблизости. Можно я позвоню и вызову механика? Извини за беспокойство.

Молли некоторое время провела в Индии — она дитя международного конгломерата. Ее отец был большой шишкой в «Юнион Карбид», до того случая с токсическим загрязнением воздуха, когда облако метилизоционата разъедало глаза и легкие жителей Бхопала; старик Молони был одним из руководителей, потерявших работу в результате этой пиар-катастрофы. Молли гордится своим умением имитировать индийский идиолект. На одной из вечеринок «Колкис» она довела Юла Сингха до белого каления своим стремлением продемонстрировать эти познания, и он рявкнул: «Молли, ради бога, мы в Америке. Говори по-американски».

Если она объявится, ни при каких обстоятельствах не пускай ее в дом, предупредил меня Мак. Мне плевать, пусть она будет хоть кровью истекать. Если нужно, забаррикадируйся и приготовься к долгой осаде. Я не шучу. Однажды, когда там был Чоу, она приехала с грузовым фургоном и пыталась обчистить дом. И вот она подходит, склонив голову так, что ее золотистые волосы, ниспадая волнами, прикрывают один огромный глаз, и, выдумав нелепый предлог, вкрадчиво заговаривает со мной на «хаг-ми».

— Послушай, Молли, — говорю я, — ты знаешь, что я не могу впустить тебя. Если хочешь позвонить, вот тебе мобильник.

— Мобильник-шнобильник, у меня тоже есть эта штука, — огрызается она, сразу отбросив свою легенду и повысив голос на пару тонов. — Ты думаешь, что можешь не пустить меня в мой собственный дом? И только потому, что таково желание этого любителя вкладывать свой пенис в руку собственного сына?

— Прекрати, Молли, — говорю я. — Прекрати сейчас же.

— Что? Ты получил цэ-у от этого любителя засовывать наркотические вещества в носы собственных ребятишек? Этого распутника, сексуального извращенца в супружеской постели и вне ее, зоофила и копрофила? Этого лицемера, в чьей душе кишмя кишат черви тления, которых только я и смогла разглядеть?!

Так же как есть версии, не позволяющие вам рассыпаться на кусочки, есть и такие, которые разрывают вас на части. Так случилось с моим другом Маком, — эта тридцатитрехлетняя женщина, визжащая с фальшивым акцентом на лужайке своего собственного прошлого, клевещущая на то, что когда-то любила, выкрикивающая обвинения, заставляющие большинство людей вынести вердикт «виновен», и использующая то уважение, которое вызывают слова «жена» и «мать», чтобы заручиться поддержкой закона. Это коварный противник, уже лишивший Шнабеля его доброго имени, но желающий получить всё. И уже не имеет значения, чем будет заниматься Мак всю оставшуюся жизнь. Эта версия клеймом выжжена у него на лбу. Это буква, вышитая на его одежде алым цветом.

— Я отвезу тебя к твоей машине, — говорю я. — Или, если она и правда сломалась, давай вызовем механика.

— Рай, из тебя вышла бы отличная шестерка для какого-нибудь кровавого деспота из страны третьего мира, — говорит она, добавляя индийский акцент. — Или лизоблюд и прихлебатель Председателя. Или маленький солдат удачи для большого господина — сделать грязную работу. Есть женщина, которую нужно оскорбить, как там на вашем жаргоне — отделать, вышвырнуть из ее собственного дома? Пошлите за этим умником Раем. Позвоните ему на его гребаный мобильный.

— Садись, Молли, — говорю я.

Она садится; и тут же хватает меня за штаны.

— О! И это всё?! Адам на пенсии, — говорит она, почувствовав движение, не подвластное моему контролю. — Так это здесь ты теперь держишь ключи, бедняжка! Что ж ты мне ничего не сказал? Подожди, сейчас все будет в порядке. Молли знает код от твоего замка.

Я отвожу ее руку и включаю зажигание.

— В другой раз, ладно? — Я говорю это резко и быстро трогаю с места.

Приехав в «Орфей», я обнаруживаю в холле, под избитым латинским изречением, ожидающую меня Клею Сингх. В руках у нее адресованный мне конверт, подписанный рукой самого Ормуса Камы — очень нетвердой рукой.

— Вы снова нужны ему, сэр, — говорит Клея. — Вы должны прийти.

В конверте — записка, всего пять слов.

Я нашел ее. Она жива.

17. Мира на экране

Приехав в Родопы-билдинг, я не вижу там швейцара Шетти. Крошечная Клея, поджав губы, сообщает мне, что его наконец-то отправили на заслуженный отдых. Клея, сама ходячая древность, чей возраст невозможно определить, презрительно и без тени иронии заявляет, что Шетти давно уже нужно было уволить, он слишком стар, чтобы работать. Они держали его только из-за Мадам, говорит она, но теперь будет лучше, если он отправится на пенсию. Он в Минеоле, штат Нью-Йорк, там отличный дом престарелых, и рядом крематорий — очень удобно. Он получает, по словам Клеи, щедрое пособие, у нас не было по отношению к нему никаких обязательств, но ведь он все-таки ее Папа. Шетти и Сингхи никогда не питали особой любви друг к другу, и как только он лишился Вининой защиты, его судьба была решена. Немного выждав для приличия, Клея разыграла свой эндшпиль. Ему нечем было защищаться. Шах и мат в один ход.

Я беззвучно говорю прощальное слово: «Старик, ты хотел умереть на боевом посту, но в старости наши способности писать собственные сценарии ослабевают, и всякие лавочники безжалостно переписывают последний акт драмы нашей жизни. Прощай, Привратник. Наслаждайся закатами, если сможешь».

Клея поступила с Шетти с обычной для нее жесткостью и четкостью. Тем более удивительно, что по дороге в центр города, в лимузине, эта всегда столь хладнокровная леди выказывает признаки глубочайшего волнения. Мне приходит в голову, что лишь немногие, кроме Сингхов, бывали там, куда я сейчас направляюсь: в той атмосфере полнейшей тишины и полумрака, теперь полностью окружающей Ормуса Каму. Ормус стал невидимкой с тех пор, как я последний раз был у него в отеле «Гвадалахара Хайат». Шетти рассказал мне о его жизни — о его визитах к Богине Ma и т. п., — но вполне возможно, что с тех пор ни один чужак не был в его тщательно охраняемом логове. Столь заметная озабоченность Клеи — явный признак исключительности этого события. «Никаких камер», — настоятельно заявляет она перед отъездом. Я и не собирался их брать, но этот запрет показался мне любопытным. Насколько плохо сейчас выглядит Ормус? Что именно он или его слуги не хотят показывать миру?

Люди моего рода занятий всегда мыслят подобными категориями, укоряю я себя. Нет такого закона, по которому человек должен соглашаться быть сфотографированным только потому, что он хочет поговорить с фотографом. Оставьте человека в покое.

Клея трещит без умолку всю дорогу от «Орфея» до Родопы-билдинг. Мистер Рай, вы знаете, что у людей длинные языки, и, может быть, вам приходилось слышать, что мы плохо заботимся о Господине. Возможно, до вас доходили злобные комментарии по поводу его физического и душевного здоровья и ужасные измышления по поводу того, как мы распоряжаемся его средствами. Господин Рай, взгляните на всё непредвзято. Если вы пожелаете, я могу показать вам все бухгалтерские книги, предоставить информацию обо всех счетах; вы увидите, что мы можем отчитаться за каждый цент, и все предприятия у нас в полном порядке. Если вы потребуете, я представлю вам его личного врача, который подтвердит, что мы строго соблюдаем все его рекомендации. Если вы пожелаете, мы всё объясним.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация