— Тебя приняли в семью, — наставляла старуха, — значит, ты должна знать все о нас, а мы — все о тебе. Рассказывай без утайки.
И однажды вечером в присутствии безмолвного мужа Билькис эассказала, как окончил жизнь Махмуд, как сама она оказалась на улицах Дели в чем мать родила.
— Не беда, — утешила ее Бариамма, когда Билькис, корчась от стыда, вела рассказ. — Ты сохранила дупату, значит, сохранила честь.
Потом Билькис не раз слышала, как пересказывали ее злоключе-гая домочадцы: то в закоулках пышущего зноем двора, то в звездную ночь на крыше дома, то в детской — попугать малышей. И даже в будуаре Рани, в самый день ее свадьбы, когда невеста была уже богато убрана, причесана и по обычаю намазана хной.
Такие рассказы лучше всякого клея скрепляют родственные узы, крепкими сетями держат и старых и малых в плену нашептываемых тайн. Поначалу жизнь Билькис менялась в пересказах, но наконец суды-пересуды кончились, и утвердился вариант, более не подлежащий никаким «доработкам». Впредь и рассказчик и слушатель сочли бы любое отступление от канона едва ли не святотатством.
Тогда-то и поняла Билькис, что посвящение в члены семьи состоялось.
Раз ее жизнеописание принято, значит, она приобщена к клану, к родству духовному и кровному.
— Такие рассказы для нас — что клятва на крови, — подтвердил Реза.
Знали б молодожены, что их «рассказ» по сути еще и не написан, что потом он станет лакомым кусочком для гурманов — любителей наисмачнейших и наипикантнейших историй. И вступление к этому рассказу тоже станет едва ли не ритуальным (как полагали в семье, оно задавало нужную ноту).
Рассказчик обращался к слушателям:
— Помните тот день, когда единственный сын нашего президента явился на свет во втором воплощении?
— Вроде что-то припоминаем, — радостно подхватывали те. — Но расскажите-ка все по порядку, с самого начала. Это так занятно!
В ту знойную пору два только что народившихся и прихотливо разделенных государства затеяли войну на границе Кашмира. Что может быть лучше войны в прохладном краю, когда вокруг пышет жаром! Направляясь к манящим прохладой горам, офицеры, пехота, походные повара не могли нарадоваться.
— Вот уж повезло, так повезло!
— Если и сдохнешь, как сукин сын, так хоть не от жары!—добродушно перекликались солдаты. Вот что значат благоприятные метеорологические условия — они сближают людей! Бравое воинство отправлялось в поход с беспечностью, точно впереди ждал распрекрасный отдых. Конечно, войны без жертв не бывает. Но ее мудрые устроители позаботились и о павших — первым классом отправили прямехонько в благоуханные райские кущи. Там к ним навечно прикомандированы четыре .красавицы гурии, недоступные ни человеку, ни духу. «Станешь ли ты противиться воле Создателя?»—вопрошается в Коране.
Дух армии был чрезвычайно высок, зато Рани Хумаюн совсем пала духом. Не очень-то патриотично устраивать во время войны свадьбу. Ее пришлось отложить, и невесте оставалось лишь топнуть ножкой. А вот Реза Хайдар был в духе: пятнистый джип увозил его прочь от нестерпимой городской жары, да и жена порадовала, шепнув на ухо, что готовится к радостному событию. (По примеру старой Бариаммы, я покрепче зажмуривал глаза и погромче храпел, когда Реза Хайдар навещал свою половину в спальне сорока жен. И вот на подходе очередное чудо).
Услышав прощальные слова жены, Реза издал истошно-торжествующий вопль, и Бариамма, восседавшая в доме, не разобралась, в чем дело, ибо пот застил ей и без того почти невидящие глаза, и решила, что ее доблестный внук уже получил известие о великой победе. Позже, когда такое известие и впрямь пришло, старуха лишь хмыкнула:
— Да вы что, впервой слышите? Я знала об этом еще месяц назад. В ту пору народу еще не принято было говорить правду — дескать, армия терпит одно поражение за другим, — и отцам нации приходилось изрядно поломать голову, чтобы придумать тысячу и один способ, как уберечь от поражения хотя бы честь.
— Недолго мне его осталось ждать!—оглушительно ревел счастливый Реза — от его крика попадали кувшины с голов служанок, а гуси на дворе бросились врассыпную. — Ну, что я говорил?!—Он лихо заломил фуражку и, сложив руки, будто собирался нырнуть, клюнул ими жену в живот. — И-эх! Молодец ты у меня! Я уж заждался! — и умчал на север, гогоча на ходу, суля великую победу в честь будущего сына. А Билькис вдруг впервые ощутила благодатный прилив материнских чувств. Поглощенная ими, она даже не заметила слез в глазах мужа, отчего темные окружья стали казаться бархатными. А слезы меж тем явились первым намеком на то, что будущий лидер нации, так сказать, ее твердая рука, по сути своей — плакса.
Оставшись наедине с поникшей Рани Хумаюн, Билькис проворковала со значением:
— Бог с ней, с этой войной. Главное в другом: я рожу сына и женю его на твоей будущей дочке.
Привожу отрывок из рассказа (уже канонизированного в семейных кругах, а потому менять в нем хоть слово — святотатство) о жизни Резы и Билькис:
«Когда мы прослышали, что наш доблестный Резак, дерзко и стремительно атаковав противника, одержал победу и иначе как безоговорочным успехом его предприятие не назовешь, мы поначалу не поверили. В те времена даже самые чуткие уши глохли, когда по радио передавали последние известия — приходилось слушать то, что никогда, ни за что произойти не могло. Но спорить с его женой не стали: мало ли что ей взбредет в голову — ведь не сегодня завтра ей рожать сына. Да, представьте себе, единственную за всю историю победу наша армия одержала благодаря так и не родившемуся мальчику. И молва нарекла Хайдара „непобедимым“, слава его росла и крепла, тоже становясь „непобедимой“, точнее, необоримой. Она не поколебалась даже за долгие годы хайдарова унижения, когда он неуклонно шел к закату.
Итак, вернулся он героем, завоевав для нашей новой священной родины высокогорную долину — там даже архарам не выжить: до того воздух разрежен. Да, Реза Великолепный потряс всех истинных патриотов, и пусть вражеская пропаганда доказывает, что этот пятачок в горах никто и не думал оборонять, — не верьте этим россказням. В жаркой битве (в которой едва не растаяли ледники) двадцать героев, ведомые Резой, овладели долиной! Горсточка богатырей! Им сам черт не брат! Их вел неустрашимый Резвец-молодец —попробуй воспрепятствуй, попробуй встань у них на пути!
У каждого народа есть места, дорогие сердцу. «АНСУ!»—с гордостью восклицали мы и едва не рыдали от умиления. «Только подумать — он захватил Ансу-ки-Вади!»
И впрямь, этот клочок высокогорья, эта долина Слез отлилась нам горькими слезами, не менее обильными, чем почести, которые все получал наш доблестный Реза. Вскоре выяснилось, что никто толком не знает, как распорядиться ценнейшим завоеванием — в тех горах плевок застывал на лету. Никто, кроме Искандера Хараппы. Умиленную слезу он ронять не стал, а поехал прямиком в министерство по делам племен и за бесценок (расплатившись наличными) купил все скопом: и землю в долине, и заснеженные склоны гор. А спустя несколько лет там появились лыжные центры, из Европы на самолетах стали прибывать туристы, они устраивали такие оргии по ночам, что местный дикий люд оторопь брала от подобного стыдобища. А нашему доблестному Резаку с несметных хараппиных барышей и гроша не перепало. (В этом месте рассказчица всякий раз неистово шлепала себя ладонью по лбу.) Наш великий стратег — предприниматель никудышный.
