Он неимоверно раздался в поясе, его усы превратились в двойной восклицательный знак на манер Дали, его сальные волосы были разделены на пробор над самым левым ухом и приклеены к лысому, блестящему напомаженному темени.
– Неудивительно, что ты до сих пор в холостяках, – дразнила его Аурора. – Второй подбородок женщина еще может стерпеть, но у тебя, дорогой мой, целый зоб вырос.
В кои-то веки издевки Ауроры пришлись в тон мнению большинства. Время, которое благотворно сказалось на банковском счете Васко, жестоко обошлось с его репутацией в Индии, равно как и с его телом. Несмотря на множество заказов, оценка его работ стремительно и неуклонно падала, их считали пошлыми и поверхностными, и хотя Национальный музей в свое время купил пару его ранних вещей, подобного не случалось уже много лет. Картины эти хранились в запаснике. Для взыскательных критиков и художников нового поколения Миранда был отыгранной картой.
Чем выше восходила звезда УМЫ Сарасвати, тем ниже опускалась тускнеющая звезда" Васко; но когда Аурора выгнала его вон, он сохранил за собой последнее слово.
Сотрудничество между Васко и Ауророй на манер Пикассо и Брака так и не состоялось; убедившись в эфемерности его таланта, она пошла своим путем, оставив ему мастерскую в «Элефанте» только ради памяти о былых годах и, возможно, еще потому, что ей нравилось иметь его под рукой как предмет для насмешек. Авраам, который всегда на дух не переносил Васко, показал Ауроре вырезки из иностранных газет, откуда явствовало, что В. Миранда неоднократно обвинялся в хулиганстве и едва не был депортирован как из Соединенных Штатов, так и из Португалии; а также что ему пришлось пройти ряд лечебных курсов в психиатрических больницах, антиалкогольных центрах и реабилитационных клиниках для наркоманов по всей Европе и Северной Америке.
– Избавься наконец от этого кривляки и шарлатана, -упрашивал ее Авраам.
Что до меня, я помнил многое, чем Васко меня одарил, когда я был маленьким испуганным ребенком, и я все еще любил его за это, хотя и видел, что его демоны выиграли внутреннюю битву с тем, что в нем было светлого. Васко, пришедший к нам в тот же вечер, что и Ума, был похож на пузатого клоуна и воистину являл собой печальное зрелище.
Ближе к концу, когда алкоголь ослабил в нем тормоза, его понесло.
– К чертям всю вашу бражку! – кричал он. – Скоро отбываю к себе в Бененхели, и если у меня не зайдет совсем ум за разум, не вернусь никогда. – Потом принялся петь без склада и лада. – До свиданья, фонтан Флоры, – начал он. -Прощай, Хутатма-чоук. – Он остановился, поморгал и покачал головой. – Нет. Не то. До свиданья, Марин-дра-айв. Прощай, улица вождя Субхас Чандра Бо-о-ос.
(Много лет спустя, когда я тоже приехал в Испанию, я вспомнил неоконченную песенку Васко и даже пропел нечто подобное про себя.)
Ума Сарасвати подошла к этому тоскующему, беспокойному человеку, положила руки ему на плечи и поцеловала его в губы.
Что произвело на него неожиданное действие. Вместо того, чтобы почувствовать благодарность, – а многие в нашей гостиной, включая меня, были бы счастливы оказаться на его месте – Васко ополчился на Уму.
– Иуда, – сказал он. – Знаем-знаем. Из тех, что веруют в Господа-предателя Иуду Христа. Как же, как же, мисс. Видал вас в той церкви.
Ума отошла, залившись краской. Я бросился ее защищать.
– Не надо выставлять себя дураком, – сказал я Васко, и он побрел прочь, высоко задрав нос; чуть позже мы услышали, как он с шумом свалился в бассейн.
– Вот и ладно, – сказала Аурора оживленно. – Теперь давайте сыграем в «Три персоны, семь грехов».
Это была ее любимая комнатная игра. Подкидывая монетку, определяли пол и возраст трех воображаемых «персон», после чего, вынимая из шляпы бумажки, назначали каждой смертный грех, в котором она «виновна». Собравшиеся должны были сымпровизировать историю, в которой действовали три грешника. В тот вечер персонами были Старая женщина, Молодая женщина и Молодой человек; из грехов им достались, соответственно, Гневливость, Тщеславие и Похоть. Едва бумажки были вытянуты, как Аурора, быстрая, как всегда, и, может быть, в большей степени, чем она желала показать, испытавшая воздействие мини-урагана в исполнении Васко, крикнула:
– У меня готово!
– Ой, расскажите! – восхищенно захлопала в ладоши Ума.
– Ладно, таким, значит, образом, – сказала Аурора, глядя в упор на юную почетную гостью. – Гневливая старая королева обнаруживает, что ее сын, похотливый дурак, соблазнен ее молодой и тщеславной смертельной врагиней.
– Замечательная история, – сказала Ума, лучась безмятежной улыбкой. – Вот это да. Наваристый бульон. Прелесть.
– Ваша очередь, – обратилась к ней Аурора, улыбаясь так же широко, как она. – Что происходит потом? Как поступить гневливой старой королеве? Может быть, ей прогнать любовников с глаз долой? Разъяриться по-настоящему и дать им хорошего пинка?
Ума задумалась.
– Этого недостаточно, – ответила она. – Мне кажется, тут нужно более радикальное решение. Потому что соперница, эта тщеславная молодая претендентка, если с ней не покончить вовремя, не устроить ей фантуш, то есть попросту ее не укокошить, уж обязательно свергнет гневливую старую королеву. Наверняка! Ей нужен будет похотливый молодой принц целиком и полностью, плюс все королевство; и она слишком горда, чтобы делить трон с его мамашей.
– И что вы в таком случае предлагаете? – спросила Аурора льдисто-учтивым голосом среди внезапно наступившей тишины.
– Убийство, – сказала Ума, пожав плечами. – Несомненно, эта история не имеет иной развязки. Так или иначе, кто-то должен погибнуть. Либо белая королева возьмет черную пешку, либо та дойдет до последней горизонтали, превратится в черную королеву и возьмет белую. Другого финала я здесь не вижу.
На Аурору это произвело впечатление.
– Ума, дочка моя, а вы, оказывается, скрытная. Почему вы не сказали мне, что уже играли в эту игру?
x x x
«Вы, оказывается, скрытная…» Мою мать не покидала мысль, что Уме есть что таить.
– Заявляется ниоткуда и цепляется к нашей семье, как ящерица-чипкали, – беспрестанно тревожилась Аурора, хотя в свое время ее нимало не тревожило столь же неясное прошлое Васко Миранды. – Кто ее родственники? Кто ее друзья? Что у нее была за жизнь?
Я рассказал об этих сомнениях Уме, когда тени от больших лопастей потолочного вентилятора в «номерах для отдыха» гладили ее обнаженное тело, а ветерок от него сушил ее любовный пот.
– Уж с твоей-то семьей мне трудно тягаться по части секретов, – ответила она. – Прости меня. Мне совсем не хочется плохо говорить о твоих близких, но разве у меня одна сумасшедшая сестрица уже в могиле, другая разговаривает с крысами в монастыре, а третья норовит развязать пояс на пижаме у подруги? И еще: чей, спрашивается, отец вот по это место в грязных делишках и несовершеннолетних красотках? И чья мать – прости меня, мой любимый, но ты должен это знать – чья мать сейчас имеет не одного, не двоих, а троих любовников?