Мать Эдди уже постирала и погладила одежду, которую он завтра наденет. Она повесила ее на вешалку на дверную ручку кладовки, а рядом поставила на пол его единственные приличные туфли.
Эдди на кухне дурачится со своими румынскими кузенами: он стоит, заложив руки за спину, а они пытаются ударить его по животу. Вдруг один из них указывает на французскую карусель за окном. Она ярко освещена огнями ради вечерних посетителей.
— Лошади! — восклицает кузен.
Открывается передняя дверь, и Эдди слышит голос, от которого сердце его начинает бешено колотиться — даже в такую минуту. Он думает о том, что, пройдя войну, с этой слабостью, наверное, распростится.
— Привет, Эдди, — говорит Маргарет.
Она стоит в дверном проеме, такая необыкновенная. Эдди чувствует, что в груди привычно защемило. Маргарет смахивает с волос капли дождя и улыбается. В руках у нее маленький сверток.
— Я принесла тебе кое-что. На твой день рождения и… к твоему отъезду тоже.
Она снова улыбается. Эдди так хочется ее обнять, что кажется, его вот-вот разорвет на части. Ему не важно, что в свертке. Ему хочется одного — запомнить тот миг, когда она протягивает этот сверток ему. Всякий раз, когда Маргарет рядом, ему хочется, чтобы время остановилось.
— Это замечательно, — говорит Эдди.
Маргарет смеется:
— Да ты его даже не открыл.
Эдди делает шаг в ее сторону.
— Послушай, ты…
— Эдди! — орет кто-то из другой комнаты. — Давай сюда скорей — пора задувать свечи.
— Давай! Мы голодные.
— Сол, ты что!
— Но мы и вправду голодные.
Едят торт, пьют пиво, молоко, курят сигары, поднимают тосты за его удачу, мама вдруг начинает плакать и обнимает его брата, который признан негодным к службе из-за плоскостопия.
А позднее, в тот же вечер, Эдди гуляет с Маргарет по променаду. Он там знает по имени каждого кассира и продавца, и все они желают ему удачи. У некоторых женщин постарше на глазах слезы. Эдди догадывается: у них тоже есть сыновья, и сыновья эти уже на фронте.
Они покупают сахарную помадку: фруктовую, с черной патокой и мускатным маслом. Они наперебой суют руки в маленький белый пакет, шутливо сражаясь за каждую конфету. Подходят к «Грошовой галерее». Эдди натягивает гипсовую перчатку. Стрела летит прямо в мишень «Чемпион».
— А ты сильный, — замечает Маргарет.
— Чемпион, — отзывается Эдди и демонстрирует ей свои мускулы.
Под конец вечера они останавливаются на променаде, как пара, которую они когда-то видели в кино, — взявшись за руки и опираясь на парапет. Невдалеке на песке старик старьевщик сложил из веток и рваных полотенец небольшой костер и, примостившись возле него, готовится ко сну.
— Тебе не надо просить меня ждать, — неожиданно говорит Маргарет.
У Эдди перехватывает горло.
— Не надо?
Маргарет мотает головой. Эдди улыбается. Какое счастье, что не нужно задавать этот вопрос, весь вечер торчавший у него костью в горле. У Эдди такое чувство, будто из сердца его вырвалась струна и, обвив плечи Маргарет, притянула ее к нему — словно подарила. И в этот миг он вдруг понимает, что даже не представлял себе, что можно любить так сильно.
На лоб Эдди падает капля дождя. Потом другая. Он поднимает голову и видит сгущающиеся тучи.
— Эй, Чемпион, — говорит Маргарет. Она улыбается, но тут же лицо ее сморщивается, и с ресниц что-то капает: не то капли дождя, не то слезы. — Постарайся, чтоб тебя не убили, ладно? — добавляет она.
Освобожденный солдат часто злобен. Потерянные в неволе дни и ночи, пережитые пытки и унижения — все в нем требует жестокого возмездия, подведения итогов.
Поэтому, когда Мортон, обвешанный украденным оружием, предложил: «Давайте подожжем склад», — все мгновенно, без всяких размышлений, согласились. Взбудораженные вновь обретенной свободой, солдаты, с оружием неприятеля наперевес, кинулись в разные стороны: Смитти к входу в угольную шахту, Мортон и Эдди к цистернам с нефтью. Капитан же отправился на поиски транспорта.
— Даю вам пять минут. И чтоб сразу назад — сюда! — гаркнул он. — Вот-вот начнется бомбежка — нам надо сматываться. Поняли? Пять минут!
И этих пяти минут хватило, чтобы разрушить то, что служило им кровом последние полгода. Смитти швырнул гранаты в ствол шахты и кинулся бежать прочь. Мортон и Эдди подкатили две бочки с нефтью к лачугам, вскрыли их и принялись палить из только что найденных огнеметов, поджигая строения одно за другим.
— Гори! — вопил Мортон.
— Гори! — орал Эдди.
В шахте раздался взрыв. Из ее входа повалил черный дым. Смитти, свершив задуманное, уже бежал к месту встречи. Мортон подтолкнул ногой цистерну с нефтью, и она покатилась в сторону лачуги, над которой тут же взвилось пламя.
Эдди усмехнулся и двинулся по тропинке к последнему в ряду строению. Похожее на сарай, оно было больше остальных. Эдди поднял ствол вверх. С этим покончено, сказал он себе. Покончено. Все последние недели и месяцы в руках этих подонков, этих мерзких охранников со скуластыми рожами и гнилыми зубами, с этими дохлыми осами в похлебке! Кто знает, что теперь с ними будет, но хуже того, что произошло, быть уже не может.
Эдди нажал на спусковой крючок. Лачуга мгновенно вспыхнула. Ее сложенные из сухого бамбука стены в считанные секунды обвились желто-оранжевыми языками пламени. Вдалеке послышался шум мотора — похоже, капитан нашел что-то, в чем можно убраться отсюда. И тут же с неба донесся грохот бомбежки, в точности такой, как они слышали каждую ночь. Грохот звучал ближе обычного, и Эдди подумал, что, кто бы эти люди ни были, они заметят пламя. Спасение придет. Они смогут вернуться домой! Эдди повернулся к горящей лачуге и…
Что это?
Эдди заморгал в изумлении.
Что это?
Что-то стрелой метнулось в проеме открытой двери. Эдди попытался сфокусировать взгляд. Воздух вокруг накалился, и, чтобы получше разглядеть, Эдди приставил свободную руку козырьком ко лбу. Ему показалось, что он видел маленькую фигурку в горящем строении.
— Эй! — закричал Эдди и двинулся вперед, опустив винтовку. — ЭЙ!
Крыша лачуги начала прогибаться, выбрасывая в воздух искры и языки пламени. Эдди отскочил назад. Глаза его слезились. Может, это была всего лишь тень?
— ЭДДИ! ДАВАЙ!
Мортон бежал к нему по тропинке, размахивая руками и жестами призывая его к себе. У Эдди защипало глаза. Он задыхался. Он указал Мортону на лачугу и закричал:
— Мне кажется, там кто-то есть!
Мортон приложил руку к уху:
— Что?
— Кто-то… там… внутри!
Мортон замотал головой. Он ничего не слышал. Эдди обернулся. На этот раз он был почти уверен, что заметил маленькую детскую фигурку, ползущую в лачуге. Уже более двух лет Эдди не видел никого, кроме взрослых мужчин, и вид этой детской фигурки вдруг вызвал в его памяти образы и младших двоюродных братьев, и миниатюрной железной дороги на пирсе, где он когда-то работал, и «американских горок», и детишек на пляже, и Маргарет, и ее, хранимую им, фотографию — всего того, о чем он запрещал себе думать последние месяцы.
