Но в этот вечер все по-другому. На эстакаде прячутся двое подростков, два семнадцатилетних пария, которые за несколько часов до этого сбежали из винного магазина, украв пять блоков сигарет и три пинты виски «Олд Харпер». Прикончив спиртное и накурившись всласть, они от скуки покачивают пустыми бутылками над ржавыми перилами эстакады.
— Думаешь, слабо? — спрашивает один из них.
— Думаю, слабо, — отвечает второй.
Первый выпускает из рук бутылку, и они оба, пригибаясь, прячутся за металлической решеткой посмотреть, что будет. Бутылка падает на асфальт и разбивается вдребезги.
— У-у-у! — кричит второй. — Видел?
— Ты, слабак, бросай теперь свою.
Второй держит в вытянутой руке бутылку, метя в редкие машины в правом ряду. Он покачивает бутылкой из стороны в сторону, пытаясь рассчитать бросок так, чтобы бутылка упала между машинами. Делает он это с видом артиста, выполняющего сложный трюк.
Парень разжимает пальцы. На его губах легкая улыбка.
Внизу, в сорока футах от них, Маргарет даже не думает посмотреть наверх, ее не заботит то, что происходит на эстакаде, она не думает ни о чем, кроме того, что Эдди надо забрать с ипподрома, пока у него остались хоть какие-то деньги. Она размышляет о том, в каком секторе ипподрома его искать, даже в тот миг, когда бутылка из-под виски «Олд Харпер» врезается в ее ветровое стекло и оно разлетается брызгами осколков. Машина виляет в сторону и на полной скорости врезается в железобетонный разделитель дороги. Тело Маргарет, точно кукольное, взлетает в воздух, с силой ударяется о дверцу машины, о приборную панель, о руль, повреждая ей печень и ломая руку; а удар в голову так силен, что Маргарет мгновенно отключается от окружающего мира. Она не слышит ни визга автомобильных шин, ни автомобильных гудков. Не слышит удаляющегося звука резиновых подметок, мелькающих на эстакаде Лестер-стрит, — прочь, в темень ночи.
Любовь, словно дождь с небес, орошает и пропитывает радостью жизнь любящих людей. Но иногда злой, палящий зной жизни высушивает ее, и, чтобы любовь не погибла, приходится подпитывать ее корни.
Автомобильная авария на Лестер-стрит привела Маргарет в больницу. Полгода она была прикована к постели. Поврежденная печень в конце концов пришла в норму, но расходы на лечение стоили им усыновления ребенка. Малыша, которого они надеялись принять в свою семью, отдали другим людям. О том, кто был в этом виноват, никогда не говорилось: невысказанные обвинения, точно темная тень, витали над ними. Маргарет стала молчаливой. Эдди целиком отдался работе. Тень заняла место возле обеденного стола, и они ели в ее постоянном присутствии под унылое позвякивание вилок о тарелки. Говорили они друг с другом только о мелочах. Свою любовь они будто зарыли глубоко в землю. Эдди никогда больше не играл на скачках. Любой разговор с Ноэлом за завтраком теперь стоил им большого труда, и отношения их постепенно сошли на нет.
В парке развлечений в Калифорнии появились первые стальные конструкции, которые можно было гнуть под резким углом, превращая в крутые повороты. С прежними, деревянными, это было сделать невозможно. И почти канувшие в небытие «американские горки» снова вошли в моду. Владелец парка мистер Баллок заказал для «Пирса Руби» такую стальную модель и поручил Эдди руководить ее установкой. Эдди то и дело рявкал на рабочих, проверяя каждый их шаг. Он не доверял этой скоростной штуковине. Да и кто придет в восторг от угла в шестьдесят градусов? И все же эта работа отвлекала его.
«Звездную эстраду» снесли. И аттракцион «Молния» тоже. И «Туннель любви», который молодежь сочла слишком старомодным. А через несколько лет построили новый «лодочный» аттракцион «Бревно в потоке», который, к удивлению Эдди, стал очень популярен. Посетители аттракциона спускались в лодках по желобу с водой и падали в огромный бассейн. Эдди никак не мог понять, почему людям так нравится мокнуть именно в этом бассейне, когда под боком, в трехстах ярдах от них, океан, и тем не менее он работал на этом аттракционе: стоя босым в воде, следил, чтобы лодки не отклонялись от курса.
Прошло время, Эдди и Маргарет снова начали разговаривать друг с другом. Однажды вечером Эдди даже вновь предложил взять на воспитание ребенка, на что Маргарет, потерев лоб, сказала:
— Мы теперь слишком старые.
— Кто же может быть слишком стар для ребенка? — удивился Эдди.
Прошли годы. Ребенка они так и не завели, раны их постепенно зарубцевались, а дружеское общение заполнило пустоту — отсутствие того, другого, существа. По утрам Маргарет готовила Эдди гренки и кофе, а он отвозил ее на работу в химчистку, а потом возвращался на пирс. Иногда ее отпускали с работы пораньше, и они ранним вечером прогуливались по променаду, следуя его рабочим маршрутом: катались на карусельных лошадках или окрашенных желтой краской грейферах, и Эдди объяснял жене, как работают роторы и кабели, то и дело прислушиваясь к шуму мотора.
Однажды июльским вечером, посасывая фруктовые леденцы, они гуляли по берегу, их босые ноги увязали в мокром песке. И вдруг, оглянувшись вокруг, обнаружили, что старше их на пляже никого нет.
Маргарет сказала что-то о костюмах бикини, в которых были молоденькие девушки, и о том, что она бы никогда не решилась надеть бикини. И Эдди ответил, что девушкам повезло, ведь, если бы она решилась, все мужчины смотрели бы только на нее. И хотя Маргарет в то время было за сорок, она уже раздалась в бедрах и ее глаза окружала сеточка морщинок, она с благодарностью посмотрела на Эдди, на его кривой нос и тяжелую челюсть. Поток их любви снова лился с небес, орошая и пропитывая их насквозь, словно воды океана, плескавшегося у их ног.
А три года спустя Маргарет стояла на кухне в их квартире и готовила куриные котлеты. В этой квартире они продолжали жить все это время, еще много лет после смерти матери Эдди, потому что, как говорила Маргарет, эта квартира напоминала ей молодость, и еще потому, что из ее окна была видна старая карусель. И вдруг ни с того ни с сего пальцы ее правой руки непроизвольно разжались, не в силах что-либо удержать. Котлета выскользнула из ладони. Упала в раковину. Рука задрожала. Дыхание участилось. Маргарет мгновение смотрела на свою застывшую руку, которая, казалось, принадлежала кому-то другому, державшему огромный кувшин.
Все вокруг закружилось.
— Эдди! — вскрикнула она.
К приходу Эдди она уже лежала без сознания.
У Маргарет, как определили врачи, в мозгу была опухоль, и ее угасание теперь походило на угасание любого человека в таком же положении: она проходила лечение, которое лишь смягчало течение болезни. Пучками выпадали волосы, утренний шум аппаратов радиационного облучения сменялся вечерней рвотой в больничной уборной.
А в последние дни, когда рак окончательно взял верх, врачи не находили ничего лучшего, как повторять: «Не напрягайтесь, отдыхайте». А когда она задавала вопросы, сочувственно кивали, точно их кивки были капающим из капельницы лекарством. Она понимала, что так было положено — вежливостью подменять беспомощность, но когда один из врачей посоветовал «привести в порядок все дела», она попросила, чтобы ее выписали из больницы. Не столько даже попросила, сколько потребовала.
