— На машине отсюда совсем недалеко. Сколько здесь ехать, Том? Чуть больше часа? Так что общаться со всеми нашими друзьями будет не так сложно.
Люси отрезала себе еще кусочек остывающего ростбифа, и Майкл заметил по ее лицу, что ее задела последняя фраза: «со всеми нашими друзьями». Разве не говорили им Нельсоны, что никаких друзей у них в Ларчмонте не было? Но потом, пока она жевала мясо, ей, похоже, стало понятно, что Пэт имела в виду нью-йоркских друзей: народ из Музея современного искусства и музея Уитни, состоятельных поклонников, привыкших скупать у Томаса Нельсона все, что они могли себе позволить, и, конечно же, всех своих — веселую остроумную компанию молодых художников, к которым со временем тоже приходил успех.
— Ну что ж, замечательно, — сказал Майкл с искренней радостью.
Он снял не только пиджак и галстук, но уже успел расстегнуть две верхние пуговицы на рубашке и закатать рукава; и теперь он сутулясь сидел с бокалом вина и разговаривал, по мнению Люси, наверное, громче, чему нужно; ему хотелось сказать, что он тоже, вероятно, вскоре свалит с себя бремя обыденной рутины.
— Как только мне удастся скинуть с себя эту проклятую работу, — сказал он, — мы тоже созреем для такого переезда. — И он шутливо подмигнул жене. — Может, когда выйдет книжка, детка.
После обеда они переместились в гостиную, и Майкл заметил на комоде шесть или восемь солдатиков — точные копии британских солдат старых полков в полном обмундировании; такие коллекционные вещи иногда стоили по нескольку сотен долларов за штуку.
— Бог мой, Том! — заговорил Майкл. — Откуда они у тебя?
— Я их сам делаю, — ответил Нельсон. — Это несложно. Берешь обычного оловянного солдатика, разогреваешь его немножко, чтобы изменить форму, наращиваешь, где нужно, авиамодельным клеем, а потом самое главное — правильно раскрасить.
— Ни фига ж себе!
Один из солдатиков держал длинное древко с развевающимся британским флагом, и Майкл спросил:
— А флаг-то ты как делаешь?
— Из тюбиков от зубной пасты, — ответил Нельсон. — Отрезаешь кусочек — и все дела. Надо только правильно его изогнуть.
Майклу хотелось сказать: знаешь что, Нельсон, какой-то уж слишком ты охуительный! Но вместо этого он глотнул бурбона из тяжелого стакана, который держал в руке, и сказал, что солдатики очень красивые.
— Я их делаю просто для забавы, — объяснил Нельсон. — Ну и мальчишкам нравится смотреть. Но вообще я всю жизнь был помешан на солдатиках. Смотри… — и он выдвинул глубокий ящик, — здесь моя армия.
Ящик был до краев забит дешевыми оловянными солдатиками: стрелки в разных позах валялись вперемешку с пехотинцами, отступающими на шаг назад, чтобы метнуть гранату, с сидящими или лежащими ничком пулеметчиками и с присевшими у своих стволов минометчиками, — и у Майкла от тоски внезапно перехватило горло. Раньше ему казалось, что он единственный мальчишка во всем Морристауне в Нью-Джерси, а то и на всей земле, который не перестал играть в оловянных солдатиков, когда ему исполнилось десять, который не променял это увлечение на какой-нибудь спорт. Он прятал их в коробке глубоко в шкафу и часто играл с ними по утрам, когда родители еще спали, пока однажды отец не поймал его за этим занятием и не приказал выбросить все к чертовой матери.
— С ними можно устраивать настоящие сражения, — продолжал Том Нельсон.
— Настоящие?
— Из винтовок, конечно, не постреляешь, но из артиллерии вполне можно.
И он извлек из другого ящика два игрушечных пистолета, стреляющие десятисантиметровыми палочками с резиновыми присосками на конце.
— В Йонкерсе мы с приятелем устраивали сражения почти на целый день, — сказал Нельсон. — Сначала нужно было найти правильную местность — чтобы не было травы; только грязь с хребтами и возвышенностями. Если мы разыгрывали Первую мировую войну, то рыли по обеим сторонам траншеи — несколько рядов с каждой. Потом мы делили войска и долго их расставляли, учитывая все, так сказать, тактические преимущества. А с артиллерией у нас было строгое правило: куда попало палить было нельзя, иначе будет сплошное месиво. Нужно было отступить на шесть футов от задних рядов своей пехоты, и ладонь ни при каких условиях нельзя было отрывать от земли. — И он продемонстрировал правила в действии, опустившись на четвереньки и уперев в ковер задний конец дула игрушечного пистолета.
На другом конце комнатки, где сидели девушки, Пэт Нельсон в смиренном отчаянии закатила глаза к потолку и сказала:
— О боже! Взялись за солдатиков! Ладно, главное — не обращать внимания.
— Можно было менять наводку по вертикали и регулировать дальность, — говорил Нельсон. — И можно было даже менять огневые позиции, — как правило, мы разрешали друг другу трижды менять позиции в течение одного сражения, но стрелять всегда нужно было с фиксированной точки на земле, как будто это настоящие пушки.
Майкл был заворожен, особенно восхищал его по-мальчишески серьезный тон, с каким Нельсон все это рассказывал.
— И в конце, — продолжал Нельсон, — если мы были довольны битвой, то раскладывали по всему полю боя дымящиеся сигареты и фотографировали. Кадры не всегда получались, но на некоторых все выглядело совершенно по-настоящему. Можно было принять их за фотографии Вердена
[24]
или чего-то такого.
— С ума сойти, — проговорил Майкл. — А дома тоже можно играть?
— В дождливую погоду мы играли иногда дома, но это совсем не то: ни окопов, ни возвышенностей, ничего.
— Знаешь что, Нельсон, — произнес Майкл с шутливой воинственностью и отхлебнул из стакана. — Я намереваюсь при первой же возможности сразиться с тобой: не важно, у меня во дворе, у тебя во дворе или где найдем подходящую местность.
Он чувствовал, что стремительно пьянеет, но не мог понять, от виски или от дружеской расположенности, и его радовало, что Том Нельсон ласково улыбается.
— Только я окажусь в крайне невыгодном положении, если сначала не потренируюсь: надо разучить все маневры, иначе я даже не буду знать, как использовать собственную артиллерию. Может, разыграем пару сражений прямо здесь? Сейчас. В этой комнате.
— Не, на ковре не получится, Майк, — сказал Нельсон. — Будут падать. Они стоят только на деревянном полу.
— Подумаешь! Мы скатаем ковер. На время. Пока я не пройду артиллерийскую подготовку.
Майкл краем уха слышал, как Нельсон говорит: «Нет, подожди…» — но он все равно кинулся к кухонному порогу, где заканчивался ковер, присел на корточки и ухватился обеими руками за край, отметив попутно, что он был зеленого цвета, дешевый и сильно истертый; и только когда он рванул ковер вверх, он услышал, что говорит Нельсон:
