— Я только что уложила ребенка, но когда ты его увидишь, ты поймешь, как сильно он изменился за столь короткий срок. Если так пойдет дальше, скоро станет непонятно, чего нам вообще от него ждать.
— В этом возрасте это обычное дело, — сказала Глория. — И ты, и Фил тоже очень быстро менялись. — Голос у нее был охрипший после двух недель молчания и не одной сотни выкуренных сигарет, но в нем слышались нотки прощения. Похоже, он уже был не способен на желчно-злобный выкрик «трус» и прочие малоприятные вещи.
— Мама, приготовить тебе ланч? Или еще что-нибудь?
Когда ближе к вечеру Фил спустился вниз, он застал обеих женщин в гостиной весело воркующими над младенцем и без всяких подсказок со стороны сестры понял, что надо вести себя так, словно ничего не было.
Теперь все ждали Эвана с работы. Он должен был окончательно скрепить их новообретенное умиротворение. Им повезло — он появился в наилучшем расположении духа.
— Глория! — воскликнул он. — Как приятно.
Однако Филу показалось, что эта вроде бы радостная улыбка по поводу ее возвращения была улыбкой прижимистого трудяги, который не забыл того, что бутерброд ему однажды намазали не с той стороны.
— Что ж, не все у нас было гладко в последние месяцы, — сказала Глория, после того как подали напитки, — но я считаю, что мы все можем быть счастливы, разве не так?
Глава 14
Фрэнка Брогана забрали в армию в первую неделю сентября. Прощаясь с заводом, он передал Эвану Шепарду новенький комплект ключей от квартиры в Джексон-Хайтс со словами: «Я еще пару раз переночую, если не возражаешь, и можете въезжать, как только будете готовы. Квартирка в вашем полном распоряжении».
В этих словах Эвана, ехавшего после смены домой, покоробил один оборот: «как только будете готовы». Разве в этой жизни можно сказать, готов ты к чему-то или не готов? Тут он подумал, что надо бы заехать к отцу потолковать.
— Нет, Эван, — сказал Чарльз, сидя напротив него за кухонным столом. — Этот шаг не кажется мне разумным. Глорию это подкосит, и, скажу честно, я буду на ее стороне. Вы нарушите общий уговор и оставите ее одну как перст, к тому же сама она такую аренду, скорее всего, не потянет. Вы поставите ее в положение, которое пришлось бы не по нутру даже психически здоровому человеку, а ты должен понимать, что она психически нездорова. Если бы ты в тот день видел ее в больнице, ты бы никогда не поставил это под вопрос.
— Я и не ставлю это под вопрос. Но послушай, отец: это была идея Рейчел, а я всего лишь согласился, потому что считаю это правильным. Мы совершили глупость с самого начала, пожертвовав своей независимостью. Теперь мы оба хотим покончить с этим, и чем скорее, тем лучше. Все очень просто.
Пар от кастрюли, в которой варилась морковка, затуманил очки Чарльза. Он снял их и принялся тщательно протирать линзы бумажной салфеткой. Эван же в очередной раз убедился в том, что без очков лицо старика сразу утрачивало всякую решимость. Такое «бесхарактерное» лицо уже не могло внушать страх.
— Эван, что ж, поступай, как знаешь. Мне остается только запастись терпением и наблюдать со стороны, желая тебе удачи, но у меня есть сомнения в том, что ты принял правильное решение. Я говорю о принципах.
После того как очки были водружены на прежнее место, Чарльз снова стал самим собой.
— В любом случае вот что я тебе скажу: травмировать больную женщину в подобных обстоятельствах… я бы так не поступил, даже мысли такой не возникло бы.
— Очень может быть, — сказал Эван. — Но я сомневаюсь, что ты вообще согласился бы с ней жить под одной крышей, разве не так? Вот почему это стало не твоей проблемой, а нашей, моей и Рейчел, правильно?
— Кажется, я слышу голос моего сына? — крикнула Грейс из соседней комнаты. — Молодой человек, мне все равно, серьезный ли у вас разговор и какие суммы вы там обсуждаете. Я хочу, чтобы ты немедленно пришел сюда и обнял свою мать.
— Это, наверное, самый печальный вечер за все лето, — сказала Глория, — а все потому, что Филли завтра утром уезжает от нас. Ничего, дорогой. Мы, конечно, будем грустить и ужасно по тебе скучать, но ты должен знать, как мы гордимся твоими успехами в Ирвинге.
Всем троим ее слушателям, сидевшим в гостиной с улыбками на лицах, было очевидно, что этот короткий спич о печали, переполняющей сердца, не более чем дань формальности. С того самого момента, когда она вышла из заточения, Глория не переставала радоваться жизни, и самый голос ее обрел силу и какую-то легкость.
Фил раскинул руки в стороны, изображая засыпающего человека, и признался в том, что рад своему уходу из «Костелло». Теперь он может нормально лечь спать и проснуться, подобно остальным, когда ему заблагорассудится.
— А все-таки сегодня хороший вечер, — сказала Рейчел, словно замыкая круг всеобщего счастья. — Эвану завтра на работу только к двенадцати, потому что утром завод закрыт на инвентаризацию. Все равно как маленький отдых.
— Замечательно, — сказала Глория. — Кому-нибудь еще кофе?
Уже в спальне, готовясь к отходу ко сну, Эван сообщил жене про освобождающуюся квартиру в Джексон-Хайтс.
— Да? — удивилась она. — Нет, это, конечно, отличная новость, мы ведь давно этого ждали и все такое, просто хорошо бы, чтобы это произошло…
— Ну-ну?
— Не сейчас. Не представляю, как я смогу сказать ей об этом.
— Тебе и не придется, дорогая. Об этом скажу я, от имени нас обоих. Завтра вечером, как ты считаешь? После отъезда твоего брата?
И Рейчел согласилась. Она сидела на краю постели в свежей голубенькой ночнушке, снова такая стройная и «убийственно» завлекательная впервые за многие месяцы. На какой-то миг у него возникло искушение зарыться в нее носом, но это могло развеять флер, связанный с их роскошными планами.
— Забавно, да, что я расстраиваюсь из-за того, что в принципе считаю правильным? — сказала она.
— Утром ты почувствуешь себя лучше, — заверил он ее, — и из-за этого и еще много из-за чего, после того как мы… как сказать… проведем небольшую инвентаризацию.
Они скрупулезно считали дни. Завтра, согласно предписаниям врача, они впервые после родов смогут нормально заняться любовью. Дневные утехи всегда казались им предпочтительнее ночных, а уж позднеутренние… тут любые сравнения были бессильны.
За завтраком молодые Шепарды не могли удержаться от обмена долгими многозначительными взглядами, а Фил Дрейк не мог не заметить, как их руки сплетались под столом.
После всегдашнего сигнала Глории, что все свободны, — «Так, я убираю грязные тарелки» — все встали из-за стола. Молодые Шепарды задержались в столовой, чтобы попрощаться с Филом и пожелать ему успехов в школе, а затем, можно сказать, вспорхнули наверх в жажде поскорей уединиться.
Фил выждал приличную паузу — пять—десять минут, — прежде чем подняться к себе и начать методично укладывать чемодан. Закрывая крышку, он уже знал, без сомнений и нервной дрожи, каким будет его следующий шаг. Свой план он осуществил без отклонений: прошел по коридору, бесшумно поставил чемодан на пол, указательным пальцем раздвинул занавески в горошек на стеклянной двери и заглянул, внутрь.
