* * *
Все в тумане, все в тумане… Где сон? Где реальность? Как отделить одно от другого?
Анна бродит по развороченной квартире. Она роняет слезы на покрытый толстым слоем пыли ламинат. Шикарный ремонт теперь – руины.
– Тебе нравится? – спрашивает она.
– Вот гад… А я ему зубы сделал. Металлокерамические.
– Зуб за зуб…
На постели, уткнувшись лицом в подушку, рыдает Настя.
– Зачем он это сделал, зачем? – доносится сквозь всхлипы.
– Захотелось, – отвечает Максим.
– Да, – говорит Анна, – и мне тогда захотелось… Но я не думала, что будут такие последствия.
– Сокрушительные, – добавляет Максим.
– Заткнись, ты не имеешь права шутить, ты не имеешь права ни на что…
– А если бы я купил тебе новую мебель?
– Все, уходи!
– Да, пусть уходит! – поддерживает Анну Настя, не отрываясь от мокрой подушки.
– Скажи, что ты меня не любишь, что это просто секс, и я уйду, – обращается он к Анне.
– Уйдешь – как есть… – заявляет Настя. – У тебя дочь растет, о которой ты не подумал, когда с этой…
– Так что, просто секс?
– Да, – отвечает Анна, – просто секс. Между прочим, далеко не лучший в моей жизни.
Тут откуда ни возьмись появляются украинцы в вышитых национальных рубахах и занимают место у стены, как какой-нибудь хор имени Пятницкого.
– А байрамикс? – обращается к ним Максим. – А напыление? – Он жестикулирует, как дирижер. – А обои со стекловолокном? Вот эти светильники… Эти ручки, весь этот ремонт – здесь и там: просто секс?
– Ты ж мэнэ пидманула… – запевают украинцы.
– Куда мне идти? Куда? – спрашивает их Максим.
– Ты ж мэнэ подвела…
– Давай рассуждать здраво, – предлагает Анна. – Что ты теряешь? Ты теряешь ребенка, жену… А я уже потеряла постоянный источник доходов, квартиру, на которую потрачено столько нервов, сил, времени и денег. И еще моя жизнь превратилась в постоянное ожидание неприятностей… Я потеряла веру в завтрашний день!
– Ты ж мэнэ молодого… – завывают рабочие.
– Теперь что мы имеем в активе? – продолжает Анна, как ни в чем не бывало. – Легальный секс и какие-то чувства. Что перевешивает?
– Не знаю, – мямлит Максим.
– С ума-разума звела! – кричит Максиму бригадир, пускаясь в народный украинский пляс.
Максим просыпается. Он обнаруживает себя на узкой жесткой кушетке в своем кабинете. В дверь стучат.
* * *
Марьяна достает из сумки свертки с едой, термос, ставит все на стол перед Максимом. Счастливое семейное фото в деревянной рамке, которое мешает приготовлениям, она, вздохнув, убирает подальше. Максим без всякого выражения лежит на кушетке.
– Я, когда увидела, просто обалдела… Это какой же силой надо обладать, чтобы так все разнести. Я от Насти не ожидала. Этот мог. Этот мне сразу не понравился. В тюрьме ему уже прогулы ставят. Спонсор с кувалдой. Представляешь, я пришла с фотографом. Мне нужно было снять квартиру для себя. Все-таки работы ого-го! А он, фотограф, как увидел руины, – говорит: «Очень оригинально». Он решил, что это дизайн такой…
– Как Анна?
– Уехала.
– Как уехала? Куда? – Максим приподнимается.
– К матери. В Севастополь.
– А квартира?
– Этот запер.
– А что она сказала? Мне она что-нибудь передала?
– Не хочу, говорит, ничего. Не хочу семью разбивать. Очень благородно.
– А телефон оставила? Адрес?
– Нет, сказала, сама позвонит. Вот… – придвигает Максиму тарелку, – кушай, я сама супчик сварила.
Максим садится к столу и вяло ковыряет одноразовой ложкой в тарелке.
– Максюша, может, ты ко мне пока переедешь – поживешь… Ну что ты, честное слово. Я к тебе приставать не буду, правда.
Максим вскакивает, как будто выстрелила пружина.
– Что такое?
– Ничего. Спасибо за суп. Ты его пересолила.
Максим выбегает из кабинета. Марьяна смотрит ему вслед. У нее на глазах слезы.
– Я знаю, – тихо произносит она.
* * *
Максим вбегает в полупустой «Еврохарч». Он сразу видит Сергея за тем же столиком. С ним эффектная пожилая женщина. Они обедают. Сергей радостно машет Максиму, приглашая за столик. Женщина тоже приветственно улыбается.
– Узнаешь? Это мама моя. Инна Федоровна.
– Я бы его ни за что не узнала, – говорит Инна Федоровна. – В школе был такой толстый, смешной. Садись, будем есть. Тут у Сережи вкусно кормят.
– А мне тоже все мои институтские, кого давно не видел, так и говорят: «Не узнаем тебя – будешь богатым». – Сергей придвигает Максиму какие-то салаты, закуску. – А я говорю: я уже и так богатый. Мне бы теперь, чтобы меня узнавали…
– Жена плохо кормит? – интересуется у Максима Инна Федоровна.
– Да нет, вроде ничего, – рассеянно отвечает Максим. – Сергей, мне надо с тобой поговорить.
– Ну что, друг детства, поговорим.
– Послушай, может…
– Нет, ты послушай, – внезапно вспыхивает Сергей. – Ты не знал, что это моя любовница, или знал – не важно. Я с ней заключал договор, а не с тобой. Мы с ней договорились: я плачу – вот квартира, хочешь делать ремонт – на, хочешь мебель – на. А трахаться во всем этом с чужими мужиками – извините, нет такого пункта в договоре. Если одна из сторон не выполняет своих обязательств, договор расторгается. Это не форс-мажор…
– Это блядство.
– Да, спасибо, мамочка. – Он целует маму в щеку. – Так что хочешь – пожалуйста. Рапорт сдал. Рапорт принял. Дальше – твои проблемы. Я тебя предупредил как старого друга. А жена у тебя хорошая. Умная.
Максим сидит молча, тупо уставившись в придвинутый к нему салат.
– Не расстраивайся… – говорит Инна Федоровна. – Она использовала всех своих мужиков – не вы первые, не вы последние. Я Сережку предупреждала… А он – надежно, говорит, как в банке. А какие у нас банки? Тоже сплошное блядство. А помнишь, как вы с ним из-за Ленки в школе дрались? Кто кого, помнишь?
– Ладно, мама…
– Из-за этих девок сплошные неприятности…
– Где она? – спрашивает Максим.
– Уехала. «До свиданья» не сказала.
– Хамка, – резюмирует Инна Федоровна. – После всего, что ты для нее сделал…
– По-моему, мясо пережарено, – говорит Сергей.
– Не пережарено, а пересолено, – возражает Инна Федоровна.
