– А что делать?
– Целоваться ты с ней сможешь только лежа. Стоя не дотянешься – это семь.
– Я не собираюсь с ней целоваться. Ни лежа, ни стоя.
– Посмотрим, что ты мне скажешь через три года. Если я доживу. Впрочем, я все равно услышу.
* * *
В квартире Анны за накрытым столом сидят Нина, Сурен и хозяйка. Все смеются.
– Редкое сочетание: еврей – алкоголик, – говорит Нина.
– Совсем, наверное, обрусевший. Может, тебе объявление дать в газету?
– Интересно, как оно должно звучать? – спрашивает Анна. – «Выйду замуж за еврея для совместного выезда в Германию. Вознаграждение гарантируется»?
– Нет. Лучше так: «Евреи! Хотите заработать?» и номер телефона. Или «Евреи! Я пришла дать вам волю!» и номер телефона.
– А может, – входит в азарт Анна, – «Русская, без антисемитских привычек поможет порядочному еврею выехать в Германию». И номер телефона.
– Ничего этого писать не надо, – сказал как отрезал Сурен. – Оставьте только номер телефона – одни евреи и будут звонить.
– Суренчик, ты гений! – Нина в восторге.
– Я больше, чем гений. Я – армянин. Я бы вообще никаких объявлений не давал. Я бы поехал в Москву, в немецкое посольство и дал взятку кому надо, чтобы они меня как еврея записали и отправили в Германию.
– Они тебя не в Германию, а на Колыму отправят, – говорит Нина. – Причем как еврея. Что русскому здорово, то немцу – смерть, Суренчик. Немцы взяток не берут.
– Кто сказал?
– Все говорят.
– Ай, у тебя совсем семечек в арбузе нет, да? Ну, ты скажи: ты бы взятку взяла?
– Ох, я бы взяла, но мне не дают, – горько вздыхает Нина.
– Вот и немцы так рассуждают. Взятки все берут. А если кто не берет, значит, мало дают.
– Я бы и мало взяла, – жалуется Нина.
– Это потому, что ты беспринципная, а немцы – принципиальные. А принципиальность дорого стоит.
– Философ! – поощрительно замечает Нина. – Давайте выпьем за философию.
В этот момент раздается телефонный звонок. Анна берет трубку:
– Да. Мамочка, здравствуй!.. Все хорошо… Да. Как ты?.. Я вроде бы жениха себе нашла… Нет, не стопроцентный. Нет, еврей – стопроцентный, даже больше, а жених не стопроцентный. Так, пятьдесят на пятьдесят. Но выбор не большой… Видимо, спрос превышает предложение… Я не знаю, куда они подевались – уехали все… Что значит раньше было много? Оно мне раньше надо было? А сейчас, похоже, вообще один остался… и тот алкоголик… Ладно-ладно. Все, целую. Я тебе скоро позвоню. Пока!
* * *
Илья перед зеркалом завязывает галстук. Рахиль Иосифовна выглядит нарядно, она стоит за его спиной и с гордостью смотрит на сына в зеркало.
– Что-то часто я стал в последнее время надевать галстук, – замечает Илья. – Тебе не кажется? Как ты думаешь, она будет в фате?
– Во всяком случае, на первый взгляд, она не показалась мне сумасшедшей.
– Тогда, может быть, мне не стоит надевать галстук?
– Надень. Для конспирации.
Илья выглядывает в окно:
– Мама, кажется, она уже.
– Тогда почему ты еще?
* * *
Анна в скромном деловом костюме стоит около своей машины и беседует с Ниной. К ним подходят Илья и Рахиль Иосифовна.
– Познакомьтесь. Это Нина – будет свидетельницей, – представляет подругу Анна.
– Очень приятно. Рахиль Иосифовна, как бы тоже… буду свидетельницей… Со стороны жениха.
– Очень приятно, – церемонничает Илья. – Я со своей стороны жених.
Илья с интересом рассматривает Нину:
– А вы не хотите в Германию?
– Нет, не хочу. Мне и здесь хорошо.
– Я вам завидую, – говорит Рахиль Иосифовна. – Илюша, видишь, Анечка без фаты.
– Я даже пупса на машину не посадила, – дерзит Анна. – Ну, что поехали?
– Скажите, а вам случайно не нужно разбить газон? – как всегда абсолютно некстати спрашивает Илья у Нины.
– Газон? Зачем? – изумляется она.
– У меня друг в Израиле. Он там разбивает газоны. Может приехать и вам разбить.
– О’кей, я подумаю над вашим предложением, – Нина с подозрением смотрит на Илью.
– Разрыли теплотрассу. Зачем разрыли? Все равно уже месяц никто ничего не делает, – замечает Рахиль Иосифовна, смотря в окно автомобиля.
– Ну, ничего. В Германии у вас таких проблем не будет, – успокаивает ее Нина.
– Не будет таких, будет других. Еще не известно, что лучше, – философски отмечает Рахиль Иосифовна.
* * *
Где-то в недрах Дворца бракосочетания звучит Мендельсон. У лестницы за столом сидит вахтерша, неодобрительно посматривает на входящих новобрачных и качает головой, как китайский болванчик. При этом она все время что-то бубнит себе под нос.
– Когда я первый раз женился, оркестр играл «Семь сорок». Я был в белом, невеста – в черном. Моя первая свадьба была фарсом, фарсом будет и вторая, – озираясь по сторонам, говорит Илья. – И зачем люди женятся?
– Чтобы было кому подать стакан воды в старости, – как по нотам отвечает Нина.
Илья смотрит на нее с неподдельным удивлением:
– Боятся обезвоживания?
– Одиночества, наверное, больше.
– Браком эту проблему все равно не решить. Лучший способ избежать одиночества – жить с мамой, – говорит Илья.
– Ты думаешь, мне нечего сказать? – реагирует Рахиль Иосифовна. – Я промолчу из такта.
– Следующие, проходите! – обращается вахтерша к Илье и Анне, продолжая качать головой, и еле слышно бормочет: – Всех берут! Ну, всех берут!
* * *
– Уважаемый Илья Борисович, уважаемая Анна Сергеевна! Сегодня, в этот торжественный для вас день, администрацией Ленинского района мне доверено зарегистрировать ваш брак.
– О, господи! – вырывается у Рахили Иосифовны.
– В жизни каждого человека бывают дни, которые особенно бережно хранит память, – продолжает работник ЗАГСа. – Сегодня у вас именно такой день. Вы создаете семью, чтобы вместе пройти долгий жизненный путь. Счастливый семейный союз не мыслим без большого искреннего чувства, глубоко осознанной ответственности за судьбу близкого человека. Выполняя высокий общественный долг, как представитель государства, прошу вас ответить: является ли ваше желание вступить в брак глубоко обдуманным и твердым? Прошу ответить вас, жених.
– Черт! – Илья пытается выудить из кармана кольцо, которое дала ему Анна.
– Жених, что с вами? – раздражается работник ЗАГСа.
