— Так, что тут у нас? Кто больной? — деловито поинтересовался один из них, что был явно постарше.
— Вот девушка… — ответил Жора. — Без сознания практически…
Доктор присел на стул рядом с «больной» и взял ее за запястье.
— Так, девушка без сознания. Как долго девушка без сознания?
— Не знаю, — развел руками Жора. — Я пришел где-то с полчаса назад, сознания уже не было.
— То есть вы с ним разминулись? — не к месту хохотнул врач, после чего моментально придал лицу скорбное выражение. — Это плохо, — сказал эскулап, подтвердив самые мрачные Жорины предчувствия. — Пульс очень слабый, нитевидный. Еле прощупывается. — Доктор достал из кармана фонарик, открыл «больной» веки и посветил в глаз. — Зрачок на свет практически не реагирует.
— Что это значит? — с тревогой в голосе поинтересовался Жора.
— Надо срочно ее госпитализировать, — ответил доктор. — Срочно в реанимацию. Дорога каждая минута. — Затем он обратился к фельдшеру, покачивающемуся у двери с пятки на носок, с чемоданчиком в руке: — Неси носилки.
Фельдшер, ни слова не говоря, медленно побрел в сторону лифта.
— Что, все так плохо? — от волнения шепотом спросил Жора.
— Сделаем все возможное, — заверил его врач, немного помолчал и добавил: — И даже больше.
Жора уважительно закивал:
— Спасибо, доктор. Скажите, надежда-то хоть есть?
— Надежда всегда есть… — ответил врач философски-витиевато, но тут же уточнил: — А вот шансов практически нет.
В дверях появился фельдшер с потерянным видом:
— Я забыл. Ты куда меня послал?
— Я тебя? — изумился врач.
— Ну! — подтвердил фельдшер.
Доктор сделал удивленное лицо:
— Я тебя не посылал. Это было бы неинтеллигентно.
— За носилками, — робко подсказал Жора.
— Точно! — поднял указательный палец доктор.
— Точно! — радостно воскликнул фельдшер и вышел.
31
Когда Кирилл Кириллович с женой появились в офисе, Жора был все еще взволнован.
— Георгий? — удивился директор. — А вы что здесь делаете?
— Тут такое случилось, чтоб вы знали… — начал свой рассказ Жора, но Кирилл Кириллович его перебил.
— Тут была девушка. Вернее, кукла. Где она?
— Так а я о чем? Прихожу я, а тут девушка сидит. Одна. И практически без сознания. Я ей сразу массаж сердца — не помогает. Я ей искусственное дыхание, а она хоть бы что. Я тогда в «скорую».
— Георгий!!! — взревел, как раненый слон, Кирилл Кириллович, уже в прологе разглядев финал.
Жора тем не менее дотошно продолжил повествование:
— Те приехали, прощупали ее, говорят: пульса практически не осталось, и увезли.
— Как увезли? Куда увезли? — чуть ни плакал Кирилл Кириллович.
— Понятное дело куда — в больницу, в реанимацию.
Кирилл Кириллович завертелся вокруг собственной оси как детский волчок.
— В какую, на хрен, простите, больницу?
— Вот чего не знаю, того не знаю, — вынужден был признать Жора. — Сказали только: нельзя терять ни минуты, на носилки ее — и увезли.
Кирилл Кириллович вплотную приблизился к Жоре и с отвращением на лице громко втянул ноздрями воздух.
— Георгий, — зашипел он, — вы пьяны! — Голос Кирилла Кирилловича вознесся от шипения до воя сирен воздушной тревоги. — Это была кукла! Кукла, понимаете?! А никакая не девушка!
Но Жора продолжал стоять на своем:
— Да, я пьян, но не настолько, чтобы куклу от живого человека не отличить. Даже если он не совсем живой. Не совсем живая…
Нелли все это время внимательно слушала диалог двух мужчин — она то печально кивала в такт словам одного, то горестно ухмылялась в ответ на аргументы другого. И в конце концов тяжело вздохнула:
— Да… Так я и знала. Не понятно только, на что ты рассчитывал, — обратилась она к мужу.
— Да он же пьян! — взъерепенился Кирилл Кириллович. — Неужели ты не видишь?
Нелли старалась сохранять спокойствие и благоразумие:
— Ладно, допустим, Георгий с пьяных глаз не разобрал, что девушка — кукла…
— Ну, конечно! — тут же с готовностью поддержал ее Кирилл Кириллович.
— …Но как же тогда должны были нахрюкаться врачи, чтобы куклу — в реанимацию? Об этом ты не подумал?
— Вот-вот! — поддержал ее Жора и спешно удалился.
Кирилл Кириллович обреченно опустился по стене, как сползает детская липучка под собственным весом, и безвольно опустил руки на колени.
— Да, об этом я не подумал…
Жена смотрела на него сверху вниз с нескрываемым презрением:
— Как все это низко, Кирюша! Врешь, изворачиваешься… А девушку жалко. Видимо, у нее к тебе серьезные чувства, раз она так отреагировала… Думаю, надо тебе навестить ее в реанимации…
Нелли захлюпала носом, сморкнулась в платок и вышла из офиса.
— Бред какой-то… — еле слышно произнес Кирилл Кириллович и закрыл глаза.
32
Ираклий предполагал быть в конторе раньше всех остальных, чтобы до их прихода позаботиться о Долли. Но Садовое кольцо в районе Маяковки стояло намертво. Люди маялись в своих машинах, от нечего делать ковыряли в носу, читали книжки, слушали музыку, разговаривали по телефону, накладывали макияж, курили… Пробки нас убивают. В прямом смысле. Каждый день они сокращает нашу жизнь на несколько часов. А если при этом у вас еще и плохая генетика, если при этом вы еще и курите, ведете малоподвижный образ жизни и употребляете жирную пищу — пробки убивают вас еще быстрее.
Ираклий даже подумал, что за то время, что он провел в этом чудовищном заторе, можно было продать машину и купить какую-нибудь другую — поближе к светофору.
Всю дорогу он размышлял о Долли. И еще — о превратностях судьбы. И еще — о несовершенстве мира. И совсем немного — о смысле жизни и пробках на дорогах. Но о чем бы он ни думал — любое мало-мальское движение мысли, так или иначе, наталкивало его на воспоминания о Долли. И по всему получалось так, что она оказалась у него неспроста. Потому как, если раскручивать хронологию случившегося, восстанавливать логику взаимосвязей, то выходит, что все предшествующие события и обстоятельства подводили его к встрече с ней: сначала Алиса поставила ультиматум, потом коллеги отказались дать немного денег, затем подвыпивший пассажир с попутчицей и даже инспектор Балясин, не принявший подарка… Если убрать хоть одно звено из этой цепи, Долли ни за что бы не появилась в его жизни.
И как после этого не верить в судьбу? Ведь если что-то случается в жизни, то это наверняка и есть судьба. А если не случается, значит — не судьба. И вообще, все, что не делается, к лучшему. А все, что делается, как правило, ни к чему хорошему не приводит.
