51
Кирилл Кириллович терял терпение. Он нервно ходил по комнате, заложив руки за спину:
— Ну что вы молчите? Неужели нет никакой свежей мысли? Жора? Ираклий? Лазарь Моисеевич? Встряхнитесь, наконец!
Лазарь Моисеевич без особого энтузиазма, а скорее, из чувства долга и ответственности сказал:
— Можно, конечно, пойти по традиционному пути…
— Опять по традиционному? Сколько можно ходить традиционными путями?
Тем не менее Лазарь Моисеевич решил продолжить:
— Скажем, доктор в белом халате… Титрами пустим: «Такой-то — сякой-то врач международной ассоциации мануальных терапевтов»… И вот он втирает в спину больного растирку «Офигон» и далее с помощью компьютерной графики можно показать, как мазь проникает в кожу и какой оздоровительный эффект оказывает на поясницу…
— Ну что ты будешь делать! — вырвалось у Кирилла Кирилловича. — Действительно ничего нового, скучно, без полета… Не этого я от вас ожидал… А главное, не этого ожидает от нас заказчик!
Лазарь Моисеевич весь съежился, наморщился и стал похож на грецкий орех.
Ираклий решил взять инициативу на себя:
— А что, если доктор в белом халате говорит на камеру: «Я работал мануальным терапевтом на фильме, ну там… „Встать с колен — два“». На съемочной площадке у многих артистов болела спина, и я втирал им мазь «Офигон»…
Кирилл Кириллович не дал ему договорить. Он схватился за голову:
— Просто какой-то кризис идей! Ну что с вами такое?!
Ему показалось, что весь мир сговорился против него. Вот так живешь себе — вроде все хорошо. А потом — бац — и все плохо. Буквально куда ни плюнь. Со всех сторон тебя обступают проблемы — не протолкнуться. Может, и раньше было не фонтан — просто не замечал? И вдруг эта Илона, смешавшая все карты… Что, если она появилась в его жизни неспроста? Чтобы в один миг все переменилось, перевернулось с ног на голову. Будто снова повстречался ему пьяный тромбонист, как в далекие восьмидесятые, когда он работал журналистом в одной курортной газете. И в закутке зимнего театра встретил популярную певицу Ирину Иванову. Она сидела под дверью с табличкой «Ж» и курила. Он симметрично закурил у двери «М».
Он ждал известного дирижера Андрея Смородинова, чтобы взять у него интервью. Пока они вели с Ивановой геометрически безукоризненную беседу о джазе, в дали коридора появился шатающийся человек с тромбоном. На всем пути к ним он исторгал из своего инструмента дикие, абсолютно непристойные звуки, которые вы не найдете ни в одной приличной партитуре. Интимно приблизившись к Ирине, он с трудом оторвал от мундштука воспаленные губы и, отдуваясь, мучительно проартикулировал: «Ирочка, все — говно, а ты — прелесть!»
Иванова, смутившись, попыталась дать ему понять (больше жестами, чем словами), что не совсем удобно в присутствии журналиста подобным образом выражать свои эмоции.
Тромбонист с ходу все понял и моментально исправился. «Все-все-все! — виновато промычал он. — Ирочка, ты — говно, а все, прелесть!»
— Это пустая трата время! — грозно сказал Кирилл Кириллович. — Вот как мы поступим… Я вас отпускаю. На все четыре стороны. Идите и думайте! А ровно через два часа возвращайтесь с идеями. Мне нужны свежие, конкурентоспособные идеи до конца рабочего дня! По три штуки от каждого! Идите!
52
В офис вошел Аркадий Романович и по-свойски улыбнулся Даше.
Она ответила ему тем же. Предположение Инны о том, что Аркадий Романович на самом деле наемный убийца, как ни странно, только добавляло ему шарма. Женщины вообще падки на харизматичных подлецов. Впрочем, не обязательно даже на харизматичных.
— А Инна ушла в налоговую, — сказала Даша, кокетливо накручивая прядь волос на палец.
— Да? Жаль. Хотел сделать ей сюрприз.
— Что-нибудь передать? — поинтересовалась Даша.
Аркадий Романович снова улыбнулся:
— Тогда это уже не будет сюрпризом.
Внезапно в приемной возник Кирилл Кириллович и строго обратился к Даше:
— Вы обзвонили больницы?
Дашино лицо на глазах обесцветилось и приобрело серое, офисное выражение:
— Да, Кирилл Кириллович. Но к сожалению, поиск не принес никаких результатов, — отрапортовала она.
Кирилл Кириллович не скрывал досады:
— Что ж, значит, переходим к плану «В» — звоните в морги. Во все морги!
Он резко развернулся на сто восемьдесят градусов и направился к себе в кабинет. Когда дверь за ним закрылась, Аркадий Романович вытянул в сторону Даши шею, которая удлинилась, как телескопическая удочка:
— В морги? — воодушевленно прошептал Аркадий Романович. — А что случилось? Кто-нибудь умер?
Даша отметила про себя, что эта тема, очевидно, ему близка.
— Похоже на то… — уклончиво ответила она.
Аркадий Романович втянул шею обратно.
— Видите ли, Даша, по роду своей деятельности я тесно связан с моргами и патологоанатомическими отделениями…
— Что вы говорите! — Даша постаралась выразить искреннее удивление.
— Так что, если чем-то могу быть полезен… Кстати, а что вам нужно в морге?
Даша компетентно хмыкнула:
— Ясное дело что — тело.
53
Кирилл Кириллович попросил Дашу ни с кем его не соединять, никого не пускать, вообще не беспокоить и заперся в своем кабинете.
Он прилег на кожаный диванчик и закрыл глаза. Ему нужно было уединиться, чтобы подумать, взвесить все «за» и «против». Он чувствовал, что находится перед очень важным выбором.
Во-первых, в голове у него поселилась Илона. Свила себе уютное гнездышко прямо в мозгу — сидит там, свесив свои худосочные загорелые ножки и, время от времени клюет его точнехонько в гипофиз. И с этим надо что-то делать. Другая проблема — Нелли. Вернее, ее ревность. Вернее, даже не ревность… Он понимал, что стал ее собственностью. И ему это не нравилось.
— Может, нужно как-то освежить отношения? Например, изменить и признаться? — спрашивал сам себя Кирилл Кириллович.
«Освежить»?! В ту же секунду он увидел, как его голова отлетает от гильотины и катится по пыльному асфальту в направлении сточной канавы, оставляя за собой кровавый след.
— А что, если тайно крутить роман с Илоной? Так, чтобы ни одна душа, чтобы все шито-крыто?..
Но как показали все предшествующие события — конспиратор из него никудышный.
Пароли, явки, чужие квартиры, гостиницы — все это не его стихия. Потому что достаточно будет Нелли заглянуть ему в глаза, и они, как татуировка «Вася» в немецком тылу, выдадут его с потрохами еще до того, как он только подумает об адюльтере.
