Руби внимательно смотрела на нее поверх тарелки с ризотто. Сара подумала, что, наверное, устроила девушке самый тоскливый вечер за всю ее жизнь. Она виновато добавила:
– Понимаешь, то и дело случается что-то новое, появляется какая-то новая задача, и ты думаешь: да, я хочу этим заниматься, это стоящее дело. Например… вот сейчас у меня в классе есть девочка… очень спокойная и застенчивая, и есть в ней какая-то… грусть, какая-то тайна, которую она держит в себе. И при мысли, что я – единственный человек, кто может достучаться до нее… – Осознав, что снова вслух жалуется на свои проблемы, Сара пристыженно замолчала. – Руби, пора бы и тебе что-нибудь рассказать о себе.
Но Руби оказалась весьма настойчива и искусна. Поначалу она с удовольствием завела разговор о своих подругах по колледжу и приморском пансионе матери, но то и дело ее рассказ сворачивал к Саре, Эшдауну и тому дню на пляже. Что же до еды, то распростившись с надеждой на десерт, они всучили деньги одному из неуловимых официантов и покинули ресторан. У подземки они попрощались, многословно благодаря друг друга и обещая встретиться вновь. У Руби напоследок оказался припасен еще один вопрос.
– Эта твоя нарколепсия, – сказала она. – Она ведь излечима?
Сара покачала головой.
– К сожалению, нет. Если уж ты ее получаешь, то на всю жизнь. Есть лекарства, которые снимают симптомы, но с возрастом болезнь перестает быть столь заметной. Как я уже говорила, все реже проявляет себя катаплексия. Есть еще один симптом, который называют гипнагогическими галлюцинациями, – он тоже исчез.
– На что это похоже?
Сара скрестила руки на груди и ощутила, как по спине пробежал холодок. Был уже поздний вечер, и свежесть давала о себе знать. Конечно, приятно повидаться с Руби, но о прошлом думать Саре больше не хотелось – поскорей бы оказаться дома, одной, поставить пластинку Билла Эванса, допить вино и поработать над отчетами.
– Трудно объяснить, – сказала она, – но раньше я видела сны… настолько реальные…
Неужели она даже по ним испытывает ностальгию, спрашивала себя Сара, быстро шагая домой. Даже по тому, что прежде не умела отличать сны от реальности? Пора, определенно пора забыть о том времени и сосредоточиться на сегодняшней жизни. Сара переключилась на Элисон Хилл: как подступиться к той глубоко упрятанной грусти, которую она пару раз уловила за серьезностью этой девчушки? Она вспомнила лицо девочки, когда та сидела в классе, не слушая комично-обличительную речь Нормана об астрологах и астрономах; вспомнила, как машинально Элисон покусывала нижнюю губу… И все же ей не давали покоя картинки из прошлого, которые Руби пробудила к жизни, и Сара, сама того не заметив, перескочила с Элисон на Веронику. Да, из всех призраков прошлого именно Вероника незваной гостьей предстала перед ее мысленным взором: Вероника сидела
СТАДИЯ ВТОРАЯ
7
Сидела в кафе «Валладон», читала книгу и тихо хихикала про себя между глотками кофе и затяжками сигаретой. Было начало декабря, приближался конец семестра, и Вероника хорошенько укуталась – в яркий свитер из овечьей шерсти, который они вместе выбрали несколько недель назад во время похода по магазинам. В кафе было тепло и сыро, толстые янтарные стекла, которые и в лучшие времена не отличались прозрачностью, сегодня покрывал слой влаги. В воздухе стоял такой плотный сигаретный дым, что Сара едва могла различить окружающие предметы. Подойдя к столику, она замерла, ожидая, что Вероника поднимет взгляд, улыбнется, захлопнет книгу, поцелует. (На публике они целовали друг друга в щеку, большего себе не позволяя.) После заминки, сообразив наконец, что Вероника, увлекшись романом, даже не заметила ее появления, Сара нарушила молчание:
– Ну что? Сыча еще не было?
И наклонилась над столом, чтобы поцеловать Веронику. Ее лицо еще пощипывало от холода.
– Да ты как ледышка, – сказала Вероника. – Там что, снег идет?
– Почти. – Сара села и отпила из кружки Вероники. – Так появлялся Сыч или нет?
– Пока нет. Но все уже довольно гнусно.
Сара подтянула к себе сигареты.
– Можно дымовушку?
– Конечно. Валяй.
«Дымовушками» они называли между собой сигареты. Подобно прочим, понятным только им двоим словам, они позаимствовали его из той самой книги, которую сейчас читала Вероника: «Дом сна» доселе неизвестного им Фрэнка Кинга. Это был один из тех потрепанных томов, что Слаттери выкопал на книжном развале для украшения стен «Валладона», и так вышло, что книга стояла на полке над их любимым столиком. Однажды, дожидаясь Веронику, Сара открыла «Дом сна», и книга мгновенно очаровала ее жаргоном 30-х годов и на редкость запутанным сюжетом, который, судя по всему, вращался вокруг тайника с похищенными документами и отъявленного преступника по кличке Сыч, а на самом деле интрига служила лишь предлогом для непонятной череды полуночных похищений людей и жутких убийств. В тот день, две недели спустя после того, как они начали встречаться, Сара зачитала Веронике особо смачные куски, и за два следующих месяца книга стала для них секретной, глубоко личной шуткой, одной из тех тайных уз, которые столь тесно сблизили их и оградили от посторонних.
– Ну так выкладывай, что там еще произошло? – сказала Сара, закуривая.
– Ну, этот парень Смит…
– А кто он? Может, Сыч?
– Мы этого пока не знаем. Во всяком случае, Смит привязал к стульям Генри Даунса, Роберта Портера и Эйлин, и теперь грозит им пытками, если они не скажут, где спрятаны облигации. Точнее, грозит только Эйлин. Раскаленной докрасна кочергой.
– Эйлин? Ты шутишь.
– Ничего подобного. Вот послушай. «Безжалостно медленно тянулись минуты. Смит снова вытащил кочергу. Она сияла красноватым светом, кухню окутал тревожный запах раскаленного металла».
– Великолепно, – рассмеялась Сара.
– «…А теперь, Портер, – сказал он, приближаясь к Эйлин. – Говори, где они!» «Не знаю», – пробормотал Портер. Губы его дрожали. «Больше я спрашивать не буду. Для начала легкий ожог на лице. Разумеется, будет больно и останется шрам. Если и это не развяжет вам языки, я примусь за глаза, сначала за один, потом за другой. И хочу напомнить – я всегда держу слово». Эйлин попыталась отпрянуть от раскаленного металла, медленно приближавшегося к ее лицу. Она закрыла глаза, ее щеки еще больше побледнели. Но она не промолвила ни слова и не закричала. Генри отчаянно боролся с…"
Вероника замолчала, подняла взгляд и поняла, что бледность со щек Эйлин перетекла на щеки Сары. Та улыбалась вымученной, застывшей улыбкой.
– Ох. – Вероника закрыла книгу. – Прости. Так бестактно с моей стороны.
Сара покачала головой и попробовала изобразить веселье.
– Нет, все в порядке. Продолжай, очень смешно. – Но долго она притворяться не могла. Сара откинулась на спинку стула и закрыла глаза. – Честно говоря, меня немного мутит.
