— Присаживайтесь, Пол. — Жан-Мари сделал радушный жест, вновь переходя на английский. — Все в порядке? Как перелет? Гостиница устраивает?
— О да, все отлично, благодарю… — Шаблонные вопросы, но для начала разговора — почему бы и нет?
— Здорово, очень здорово. — Когда он смотрел на меня, складывалось впечатление, что вопрос моего благополучия вытесняет все остальные: «Ну его к богу в рай, это глобальное потепление! Понравилась ли Полу гостиница? — вот что имеет первостепенное значение сегодня!»
— Мне показалось, что в Париже все абсолютно счастливы оттого, что могут поцеловать друг друга, — сказал я.
— О да! — кивнул Жан-Мари, поглядывая через стеклянную дверь в коридор. Видимо, он надеялся, что кто-то из коллег забежит поцеловать его в щеку. — Все дело в rentrée — возвращении на работу после отпуска. Ну… представьте, что вы вернулись домой из космического полета. Для нас, парижан, все, что дальше десяти километров от «Галери Лафайет»,
[8]
— это другой мир. Многие не видели друг друга целый месяц и безумно рады встрече. — Тут он фыркнул, словно вспомнил что-то сугубо личное. — По правде говоря, это не такая уж и безумная радость, но мы не можем не ответить на поцелуй коллеги.
— Даже если это мужчина?
Жан-Мари рассмеялся:
— Вы думаете, что французские мужчины женоподобны?
— По-английски? Думаешь, мне не стоит освоить французский?
Мой вопрос остался без ответа. Жан-Мари ободряюще сжал мое плечо, прежде чем мы вошли в переговорную.
Комната была достаточно просторной, окна выходили на разные стороны. В одном — Эйфелева башня, в другом — внутренний дворик и стеклянный фасад современного офисного здания.
Кроме нас в комнате было еще четыре человека. Двое стояли у окна, двое сидели за овальным столом.
— Знакомьтесь, это Пол. — Жан-Мари представил меня по-английски.
Мои новоиспеченные коллеги обернулись. Я пригляделся к ним. Один из мужчин оказался высоким блондином с густой шевелюрой. Выглядел он лет на сорок. Второй — худощавый, лысый, совсем молодой. Женщин тоже было две. Одна — натуральная блондинка лет тридцати. Волосы теплого медового оттенка убраны в тугой хвост на затылке, подбородок так выдавался вперед, что лишал ее всякого очарования. Вторая — в неприметной блузке розового цвета — выглядела примерно на тридцать пять. Круглолицая, с большими карими глазами, она показалась мне добрейшей души человеком.
Каждого из них я поприветствовал рукопожатием и… тут же забыл их имена.
Мы сели за стол. Я и Жан-Мари — по одну сторону, они, все четверо, — по другую.
— Ну что ж! Момент волнительный, — начал босс. — Как говорят англичане, мы меняем курс, устремляемся к новым горизонтам. Французские компании, работающие в сфере быстрого питания, как вы знаете, не смогли обойтись без нашего фарша. Но теперь в наших планах — получить еще большую прибыль, открыв сеть кафе. Вот почему я привел вам человека, знающего толк в этом деле. — Он с гордостью указал на меня. — Как вы уже, наверное, слышали, Пол управлял маркетинговым департаментом сети французских кафе в Англии. Кафе назывались «Voulez-Vous Café Avec Moi».
[9]
Сколько кафе ты открыл, Пол?
— На момент моего ухода из компании — тридцать пять. Но это было две недели назад, теперь их, возможно, больше.
Это была шутка, но присутствующие уставились на меня в изумлении, готовые поверить в непостижимый для французов англо-американский динамизм.
— Да, — вставил Жан-Мари, пытаясь реабилитировать мою только что запятнанную репутацию, — я лично убедился в успехе этой компании и потому хотел заполучить их руководителя по маркетингу. Мне ничего не оставалось делать, кроме как поехать в Лондон, чтобы э… обезглавить… — Он вопросительно повернулся ко мне.
— Охотиться за светлой головой, — подсказал я.
— Да, спасибо, охотиться за светлой головой. Уверен, что, взяв в свои руки открытие сети английских кафе во Франции, Пол добьется успеха, достигнутого им однажды при работе над… э… идеей открытия в Англии французских кафе. Пол, может быть, ты продолжишь и сам расскажешь о своей работе? — Очевидно, Жан-Мари исчерпал собственные силы, пока выстраивал лексическую конструкцию последнего предложения.
— Конечно. — Я окинул взглядом сидящих напротив людей, пытаясь придать лицу выражение вселенской любви к ним. — Меня зовут Пол Уэст. — Я был уверен, что мои коллеги тут же принялись проговаривать про себя мое имя. — Как вы уже слышали, я был занят в проекте по созданию сети «Voulez-Vous Café Avec Moi». Мы начали в июле прошлого года — четырнадцатого июля… ну да, конечно, в день взятия Бастилии, — и нашими первыми ласточками были пять кафе в Лондоне и Юго-Восточной Англии. А остальные потом открывали в крупных городах и торговых центрах, в три этапа, по десять кафе. Я захватил с собой отчет, чтобы, просмотрев его, вы смогли составить представление о том, как это делается. Еще до проекта с открытием кафе я работал в небольшой пивоваренной компании… — Увидев нахмуренные лица, я поспешил закончить свою речь: — Ну вот, в общем-то и все.
— Ты так молод, — раздался голос худощавого паренька. В интонации не было укора, но раздражение присутствовало. Акцент у него был какой-то странный. Не совсем французский. Не мог разобрать, откуда он.
— Не то чтобы очень. Мне двадцать семь. Будь я рок-звездой, уже отошел бы в мир иной, — ответил я.
Парнишка принялся извиняться жестами: «Нет, нет, я ни в коем случае не критикую. Наоборот, пытаюсь выразить восхищение».
— О да, мы все восхищаемся Полом. А как же иначе?! — Жан-Мари снова повернул всё так, что мне стало казаться, будто все вокруг очарованы моей персоной. — Почему бы каждому из вас не рассказать что-нибудь о себе? — продолжил он. — Бернар, давай начнем с тебя.
Бернаром оказался высокий, коренастый блондин с аккуратными усиками. Шевелюра у него действительно была густой, но в то же время аккуратно подстриженной. Он больше походил на шведского полицейского, рано оставившего службу из-за плоскостопия. Тон галстука совершенно не вязался с бледно-голубой рубашкой. Для полноты картины не хватало надписи на лбу: «Скучный», но подобное тату сделало бы персону Бернара чересчур интересной для окружающих.
Бернар нервно улыбнулся и начал:
— Меня зовут Бер… нар, я отве… ответствен по связям с общественность, э…
«Черт подери, — выругался я про себя, — разве Жан-Мари не говорил, что встреча будет проходить на английском? Как же вышло, что некоторым позволено изъясняться на венгерском?»
Еще пару минут Бернар из Будапешта продолжал в том же духе, пока наконец застывшее выражение его лица не сообщило о том, что в ходе своей не подлежащей декодированию речи он подошел к чему-то чрезвычайно важному:
