— Полицейский инспектор? Так забастовка подошла к концу? — поинтересовался я.
— Нет, нет. — На лицо Жан-Мари снова вернулось озабоченное выражение. — Это служащий из Министерства сельского хозяйства.
— Да ты что? Пришел выразить свои поздравления в связи с…
Я кивнул в сторону диплома. Он не сказал «нет», но одного взгляда было достаточно, чтобы понять все без слов. Этому человеку вряд ли избавиться от лицемерия, оно напоминает о себе, как неусвоенный до конца желудком кусок boeuf anglais.
Жан-Мари поднялся из кресла и поправил свой и без того туго затянутый галстук:
— Ну ладно, Пол, благодарю. Не переживай, дела пойдут в гору. Почему бы тебе не поспешить на вокзал?
Меня выставляли за дверь.
— Да, конечно, увидимся после Рождества.
— Ага.
— Желаю Joyeux Noël.
[113]
Обещаю привезти тебе рождественский пудинг.
— Да, конечно. Спасибо.
Последняя фраза лишний раз доказывала — Жан-Мари не слушал меня. Он грустно улыбнулся, пожал мне руку и зашагал к рабочему столу.
«Разумно ли было с моей стороны зарезервировать и обратный билет?» — размышлял я, уходя.
ЯНВАРЬ: Maison
[114]
за городом
Открыв для себя очарование жизни в субсидируемой Евросоюзом французской провинции, я решаю приобрести подозрительно дешевый коттедж
За пределами Франции немногим известна истинная история образования Евросоюза.
Вероятно, Шарль де Голль прикупил загородный домик для своей семьи неподалеку от крохотной фермы, где производили самые сморщенные сосиски во всей Франции. Речь идет о сосисках, которые во Франции называются saucissons secs — длинные, тонкие, уродливые салями; их полагается высушивать в подвешенном состоянии, пока они окончательно не затвердеют — до такой степени, что их можно разрезать только при помощи особых ножей, продающихся в специальных магазинах.
Как бы там ни было, де Голль был заядлым поклонником saucissons. После окончания Второй мировой войны во Франции царили относительный покой и порядок (не считая волнений в нескольких колониях). Посему генерал мог позволить себе время от времени проводить выходные на лоне природы, а не в столице. Во время подобных краткосрочных выездов он всегда требовал, чтобы к аперитиву ему подавали местные деликатесы.
Но одним пятничным вечером, когда он прибыл в свою загородную резиденцию, quelle horreur,
[115]
сосисок не оказалось. «Pourquoi pas?»
[116]
— разгневанно спросил генерал, и ему доложили, что ферма в силу финансовых трудностей прекратила их производство.
Де Голль решил, что действовать нужно оперативно. Он предложил на рассмотрение парламента законопроект о создании системы субсидий для мелких фермеров. Но правительство было под каблуком профсоюзов, и законопроект отклонили. Тогда де Голля осенила другая мысль. Что мешает ему создать панъевропейское правительство, которое выделит субсидии на его любимые сосиски? А так как раскрыть свои истинные намерения он не мог, то обратился к главам Италии, Германии и Испании (каждая страна была знаменита своими сосисками, в чем вы позже убедитесь) с выдуманной концепцией. Генерал предложил защищать европейских производителей в условиях повсеместной конкуренции. И вот оно — Общий рынок взошел на трон. Очень скоро местная свиноферма купалась в евро и увеличила производство до таких масштабов, что половину производимых сосисок приходилось обратно скармливать свинкам.
Ну что сказать?! Возможно, не все правдиво в этой истории, но это единственное, чем я могу объяснить затаенную неприязнь Англии по отношению ко всей Европе. Наши сосиски имеют жалкий вид по сравнению с румяными и выдержанными salami, wurst, chorizo и saucissons sec.
Безусловно, сегодня Евросоюз является для Франции гораздо большим, чем просто источник субсидий для французских животноводческих ферм, фруктовых плантаций, молочных заводов, виноделов, производителей оливкового масла и любых других видов сельскохозяйственной продукции, которые вы можете себе представить.
На самом деле у меня нет никаких веских аргументов. Но благодаря всему вышеперечисленному французская провинция — сказочное место для отличного отдыха. Всего лишь в нескольких километрах от Парижа можно увидеть частичку настоящей провинциальной Франции. Именно там живет народ, который умеет управлять трактором и на чей взгляд слово «Dior» нужно, чтобы гонять бездомных собак со своего огорода: «Пшли отсюда! Dior вас побери!»
К январю я уже созрел для того, чтобы продолжить добрую французскую традицию и приобрести кусочек застывшей во времени сельской жизни в виде загородного maison. Возможно, вы посчитаете это безумием с моей стороны: зачем загородный дом человеку, который задержится в Париже лишь на год, пока действует его контракт? Но теперь я получал заработную плату в полном размере и практически ничего не тратил на аренду. И могу вас заверить — вы можете позволить себе небольшой замок в Нормандии за ту же цену, что лондонцы платят за половину дома, больше напоминающего муравейник, нежели человеческое жилище.
Мною двигали те же соображения, что зарождаются в умах большинства парижан. Нужно признать: вечная суматоха города со временем начинает раздражать. По сравнению с Лондоном столица Франции страдает дефицитом зеленых насаждений — вы вряд ли найдете и пару сантиметров, усаженных травкой, особенно в районе Марэ, где живу я.
Кроме того, меня раздражали соседи (подобные негативные эмоции испытывают и сами парижане). К этому времени мне был известен каждый шаг соседей во время их утренних сборов. В семь верещал будильник — дзззззззззззз; мадам выбиралась из постели, ныряла в ласты, и потолок начинал дрожать под ее весом, пока она пересекала комнату, чтобы скомандовать детям: «Подъем!» Дети швыряли на пол рюкзаки, наполненные не иначе как пушечными ядрами, а потом, судя по звуку, врассыпную неслись в кухню, увлекая за собой по полу кувалды. Схватив по ломтю багета, они усаживались перед телевизором и смотрели мультик о людях, которые никогда ничего не делали, а только орали друг на друга, разражаясь гневом. При этом ежеминутно кто-нибудь из детей проделывал вояж обратно на кухню (играя при этом с пушечными ядрами), а потом возвращался к телевизору (казалось, что в сопровождении стада кенгуру). Шум воды в туалете извещал о его использовании, как минимум, раз пятьдесят за незначительный отрезок времени. После чего наступало время, когда беспрерывно слышны были только истошные вопли.
Затем вроде бы наступала тишина. Но стоило вам налить себе чашечку чая в надежде на восстановление душевного покоя, как мадам начинала увещевать свою команду дрессированных гиппопотамов разгрести тот бардак, что они устроили. И бегемоты ритмично топали копытами — или что там у них — в сопровождении гнусавого завывания какого-то французского шансонье, снедаемого любовным недугом.
