Мой ужасный французский не переставал забавлять ее. И даже если мне приходилось выставлять себя дураком, я определенно был счастлив, поскольку это служило источником хорошего настроения и искреннего смеха Кристин.
— Tu es professeur pour moi,
[27]
— исковеркав все что можно, сказал я как-то в один из первых рабочих дней.
Она рассмеялась, а я притворился, что обиделся.
— Non. Je veux parler français,
[28]
— сделал я второй заход.
Кристин снова расхохоталась и ответила что-то неподвластное моему пониманию.
— Tu apprendre anglais avec moi?
[29]
— предложил я. — Nous,
[30]
э…
Приложив максимум театральных способностей, я попытался изобразить, как мы учим друг друга говорить. Но пантомима вышла несколько неоднозначной, чего я никак не предполагал.
Но даже мое неудавшееся представление, напоминающее, скорее, о посещении гинеколога, нежели об изучении языка, не вызвало у Кристин разочарования. После работы мы отправились пропустить пару коктейлей в баре на Елисейских Полях, где цены, мягко говоря, кусались. В местах, подобных этому, люди чинно восседали в креслах Philip Stark
[31]
и втайне желали быть замеченными.
Я наклонился над столиком, чтобы быть поближе к Кристин, и мы принялись беседовать о жизни в Лондоне и Париже на помеси английского и французского. Моя речь в большинстве своем напоминала воркование голубя. Но стоило нам выйти на финишную прямую к новому этапу отношений, как Кристин неожиданно решила сыграть роль Золушки.
— Mon train!
[32]
— вскрикнула она.
— Non, non, le metro est très…
[33]
yxxx… — попытался возразить я, желая донести до нее, что на метро она успеет домой раньше, прежде чем поезд превратится в тыкву.
Кристин покачала головой и достала раскладную карту со схемой движения пригородных поездов. Она жила далеко за пределами Парижа.
— Viens chez moi,
[34]
— в шутку предложил я. Это была одна из самых привлекательных фраз в списке полезных выражений на моем компакт-диске. Она красиво звучала: «Вьен ше муа», вызывая ассоциации с поцелуем.
Кристин раздосадованно вздохнула, оставила легкий отпечаток темной помады на моих губах и, нежно проведя рукой по щеке, ушла. Я ощутил, что пригвожден к столу на веки вечные: теперь усмирить мое возбуждение могла только резолюция Организации Объединенных Наций.
В чем дело, я так и не понял. Вообще, существовало два сценария, по которым разворачивались отношения с большинством англичанок, случись нам выпивать в баре после работы. Они либо сразу давали понять, что я далеко не Мистер Секси, либо в тот же вечер переходили к демонстрации чудес акробатики в моей постели. Наверное, в Англии мне больше везло на последних.
Первое, что я сделал на следующее утро, — принес ей кофе в кабинет.
— Ce soir, tu veux?
[35]
— Короткой фразой я предоставил Кристин возможность выбора между обучением практике речи или чем-то, требующим более тесного контакта.
— Boire un verre?
[36]
— предложила она.
Для начала, по крайней мере, неплохо.
— On se retrouve au bar à dix-neuf heures
[37]
— тщательно выговаривая каждое слово, спросила Кристин.
«Встречаемся в баре. Держим это в секрете. Неплохо», — подумал я. Вчера мы вышли из офиса вместе, сопровождаемые удивленными взорами коллег.
В тот вечер мне показалось, что Кристин была не особо настроена говорить по-английски. Она принялась расспрашивать меня на французском, не женат ли я, нет ли у меня детей в Англии.
— Mais non!
[38]
— заверил я, придерживаясь выбранной ею линии и говоря на чужом языке.
— Pourquoi pas?
[39]
— Ну-у-у… — было моим объяснением. Знание французского не позволяло вдаваться в более детальное описание наших ужасных отношений с Рут.
Ровно в восемь Кристин обворожительно взмахнула ресницами и, вновь нацепив маску Золушки, поспешила удалиться минута в минуту.
Нет, ну правда, никак не пойму француженок! Они что — приверженцы интеллектуальной прелюдии? Или предпочитают исключительно платонические отношения?
А может, им нравится, когда мужчина набрасывается на них?.. Вряд ли — я еще не встречал женщины, какой бы национальности она ни была, для которой процесс соблазнения был бы сродни игре в регби.
Скорее всего, поведение Кристин воплощало суть отношений между нашими странами — она дразнит меня, демонстрируя свою сексуальность, но держится на расстоянии, опасаясь подхватить вирус коровьего бешенства.
[40]
Я пытался найти ответ в подготовленном по моей просьбе докладе на тему «Что французы на самом деле думают об англичанах». Ничего конкретного о том, почему Кристин отказывалась лечь в мою постель, в нем не оказалось, но чтение, тем не менее, выдалось занимательным. Помимо коровьего бешенства и хулиганства, слово «anglais»
[41]
вызывало у французов следующие ассоциации: королева, Шекспир, Дэвид Бэкхем, Мистер Бин, «Роллинг Стоунз» (все это носило положительный оттенок, как ни удивительно) и конечно же чай, воспринимаемый французами как принятый среди воспитанных людей напиток. (Очевидно, французам никогда не приходилось видеть, как в кафе на пляже шестнадцатилетний стажер вливает в одноразовый стаканчик разбавленный чай, а мне известно все, что касается разбавленного чая, ведь я и сам был когда-то стажером.) Во французских кафе чашка чая стоит в среднем в два раза дороже, чем эспрессо.
