Я попыталась прикинуться дурочкой:
— Кто?
— Епэрэсэтэ! Старушка! Да Ванина баба! О ком еде я могу
говорить?
— И что из того? — скептически поинтересовалась я.
Маруся, фонтанируя восторгом, мне в ответ:
— А то, старушка, что ты должна радоваться. Теперь тебе не
обязательно с ней видеться, с этой уродой, можешь сказать все, что я о ней
думаю, через Интернет — пусть все знают, старушка, пусть и в Америке знают.
Очень удобно, хвала компьютерам.
— Билл Гейтс умер бы от счастья, узнай он, сколько принес
тебе пользы, — заметила я, разливая по чашкам кофе.
— Плевать я на него хотела, — отрезала Маруся — Старушка, я
прямо вся предвкушаю, как она откроет эту свою страницу, а там мое послание! И
пусть все его прочтут! И в Австралии тоже!
— Кто — все? — спросила я, окончательно просыпаясь.
— Весь мир!
— Полагаешь, всему миру есть дело до ее страницы?
И потом, не хочу огорчать тебя, но я не смогу послать твое
мнение, не зная ее адреса.
— Какого адреса? — взволновалась Маруся. — Адрес я тебе
дала.
— В сети Интернет адреса другие, — пояснила я. — Как я зайду
на ее сайт?
— Да-да, — пригорюнилась Маруся. — Я что-то слышала…
— Слышала? — изумилась я. — Маруся, да об этом знает каждый
ребенок. Ты безбожно отстала от жизни.
— Старушка, — рассердилась Маруся, — я от всего этого
далека! У меня интересы другие…
— Знаю, Ваня.
— Да, Ваня, и теперь вот она.
— Кстати, если хочешь сообщить о ней всему миру, тогда уж
лучше помести эту информацию на своей страничке. Еще лучше будет, если дашь
рекламу, тогда уж точно хоть кто-то на твою страничку зайдет.
— Сколько проблем, — расстроилась Маруся. — Адрес,
страничку, рекламу… Тогда уж проще просто выйти на Красную площадь и ругать ее
самыми последними словами.
— Уверяю, эффект будет больший, — заметила я.
Но, похоже, Марусю уже волновали другие проблемы.
— Ох, — потягиваясь, воскликнула она, — почему у меня нет
волшебной палочки?!
— А чего бы ты хотела? — спросила я, отправляя на тарелку
первый бутерброд.
— Хотела бы во Францию. Уехать в Париж, глотнуть там
свободы…
— Побойся бога, — возмутилась я. — Франция — полицейское
государство. Оттуда даже статуя Свободы сбежала в Америку, правда, сбежала
весьма неудачно, поскольку тут же выяснилось, что и Америка полицейская страна.
Там нарушены все права человека, которых, по сути, нет нигде и быть не может.
— А что же там есть?
— Там есть все, кроме свободы.
— А где же свобода? — растерялась Маруся.
— Настоящая свобода только в России. Статуя Свободы это
сразу же поняла, как только в Америку хлынула толпа русских эмигрантов.
— Ты права, — согласилась Маруся, отправляя в рот бутерброд.
— Только у нас можно делать все, что хочется, — жутко чавкая, добавила она.
— Маруся! — закричала я. — Прекрати хватать бутерброды! Так
я никогда не наполню тарелку! Что за обжорство и жадность?
— Старушка, это не жадность и не обжорство.
— А что же?
— Чувство самосохранения, — с достоинством пояснила Маруся,
принимаясь за следующий бутерброд. — Таким образом я сохраняю себя от голода.
Я вышла из берегов и закричала:
— Все! Хватит! У моих бутербродов совсем нет чувства
самосохранения, раз им не удается сохраниться от тебя. А вот у меня есть
чувство самосохранения, но и оно почему-то плохо меня сохраняет. Как хочешь, а
я поехала к Тосе. Раз уж меня так рано подняли.
— Я тебя отвезу, — подскочила Маруся, панически дожевывая
бутерброд.
* * *
С Тосей мы столкнулись у двери ее же квартиры.
— Ты что здесь делаешь? — со всей прямотой поинтересовалась
Маруся.
— Только что проводила Ларису, — скорбно качая головой,
сообщила Тося.
— А почему мы ее не видели? — удивилась я.
— Лариса спустилась по лестнице.
Маруся презирала лестницы и даже на второй этаж всегда
поднималась на лифте, какая бы очередь возле него ни собиралась. Я же всегда
входила с Марусей в лифт со страхом, опасаясь, хватит ли его грузоподъемности.
— У меня жуткие творятся дела, — жестом приглашая нас в
квартиру, сообщила Тося.
— Тасик опять скандалит? — обрадовалась Маруся, проходя
прямо на кухню и жадным взглядом обследуя стол.
— Нет, хуже. Вчера — стрела, сегодня — шляпка.
— Наоборот, — воскликнула я, — сначала шляпка, потом стрела.
Тося удивленно на меня посмотрела и спросила:
— Откуда ты знаешь?
— Вывела чисто логически, — важничая, сообщила я. — Путем
сложнейших умопостроений.
Маруся переводила взгляд с меня на Тосю, с Тоси на меня и
ничего не понимала.
— Епэрэсэтэ! — закричала она. — На каком языке вы говорите?
— На русском, разумеется, — ответила я.
— Так почему же я прямо вся вас не понимаю?
— Она не в курсе? — удивилась Тося.
— Прямо вся, — заверила Маруся.
— С Тосей вчера произошла та же история, что и с Розой, —
пояснила я. — Ее пытались из арбалета убить.
А перед этим прострелили шляпку.
— Нет, ну как ты догадалась? — изумилась Тося, пока Маруся
широко открытым ртом судорожно глотала воздух. — Про шлянку я еще никому не
рассказывала, кроме Ларисы. Да и Ларисе рассказала только что. Я сама про нее
узнала вчера вечером.
— Ты под сильным впечатлением вернулась из универмага и,
вспомнив про шляпку Розы, решила исследовать и свою? — тоном утверждения
спросила я.
— Именно! — воскликнула Тося. — Даже не знаю, когда ее
прострелили! С ума можно сойти! Меня хотели убить, а я даже не заметила. Вот до
чего замоталась с этим Тасиком.
— Думаю, убить тебя хотели три дня назад, — предположила я.
— В Розу стреляли в понедельник, а стрела прилетела в среду. Вчера был четверг,
и в тебя летела стрела, следовательно, шляпку прострелили во вторник. Если
убийца ничего не перепутал.
Тося побледнела.