— Ваню искать не нужно, Ваня уже известно где, — напомнила
Маруся. — Он у своей бабы.
— Тем более. Если я и поеду туда, так только с одной целью:
послать их по-русски красочно и емко.
В этом месте Маруся схватилась за голову и, зверея,
закричала:
— Старушка, ты сошла с ума! Епэрэсэтэ! Я прямо вся сейчас
упаду! Прямо вся потеряю сознание!
— Теряй себе на здоровье, — ответила я. — Тебе и терять
нечего. Понять не могу, зачем тебе этот Ваня?
Или ты забыла, как начала толстеть при нем?
Кстати, это была первая трагедия, которая случилась с
Марусей, — она стала быстро поправляться, росла словно на дрожжах.
Должна сказать, что изнурительные поиски мужа, растянувшиеся
на двадцать с лишним лет, измотали мою Марусю, в последние годы она весила
всего лишь чуть больше ста килограммов.
Уверяю вас, я не шучу, это сущая мелочь для Маруси при ее
гренадерском росте. С этим весом наша «крошка» не расплылась, как прочие, а
даже имела формы и очень выгодно выступала ими в пространство. Несмотря на
бескрайнюю грудь, необъятные бедра и живот, из-за которого ее, как беременную,
усаживали в общественном транспорте, Маруся выглядела даже стройной, если не
сказать поджарой. Во всяком случае, всем так показалось, когда Маруся начала
толстеть.
Началось это со щек Маруси, но, поскольку Иван Федорович так
часто их кусал, щипал и прочее, все не обратили на этот факт никакого внимания,
считая естественным то, что щеки выехали за пределы физиономии Маруси.
Потом Маруся вошла в конфликт с обувью: не было в нашей
торговле сапог, которые местом, предназначенным для икр, сошлись хотя бы на
Марусиной щиколотке. Глядя на ноги Маруси, мы просто смеялись, понимая
ничтожность всех этих сапог.
Смеялись, но, когда дело дошло до того, что Маруся
отправилась к портнихе заказывать бюстгальтер (не буду говорить, какого
размера), тут уж всем стало не до смеха. Все поняли, что дальше так
продолжаться не может, что спокойная счастливая жизнь нашей Маруси с этим
позорным Иваном Федоровичем доведет нашу «крошку» до слоновьей болезни, не
говоря уже о прочих неприятностях: о поломанных диванах, раздавленных креслах и
расплющенных стульях. Таксисты, к примеру, завидев Марусю, не только не
притормаживали, а панически давали газу, невзирая на близость постовых. Штрафы
им казались пустяком в сравнении с убытками, в которые могла их ввергнуть
Маруся.
В общем, Маруся набирала вес, а все мы, ее друзья, с
гнетущей тревогой обсуждали эту проблему, все больше и больше приходя к выводу,
что из косметической проблема выросла в социальную и надо срочно что-то делать.
Строились даже версии рискованно циничные.
Роза, к примеру, героически предложила отбить у Маруси Ивана
Федоровича. Все напомнили ей, что она замужем за Пупсом и может пострадать ее
семейная карьера, но Роза с пафосом сообщила, что ради подруги она готова на
все, тем более что Иван Федорович ей не так неприятен, как всем остальным.
— Я готова начать действовать! — заявила Роза.
И все представили, что с ней будет, когда Маруся узнает об
этих замыслах. Кстати, друзья наши, несмотря на природную вредность, об этом
плане Марусе не сообщили до сих пор. Никто не пошел на убийство. Никто не пошел
и на самоубийство и не решился Ивана Федоровича соблазнять, как предлагала
Роза.
Слава богу, до этого дело не дошло, потому что Иван
Федорович неожиданно посередине полнейшего счастья вдруг перестал кричать: «А щеки!
Щеки!»
Перестал он их и кусать, а потом и вовсе стал задумчив.
И вот тут-то случилась вторая трагедия — Маруся начала
худеть. Учитывая набранную ею массу, это было поначалу не так заметно, как ей
хотелось бы, но когда мы поняли, что происходит, — ужаснулись. Никто не помнил
Марусю худой, как не помнил никто, была ли она когда-нибудь худой вообще. Все
сразу стали говорить, что худеть Марусе нельзя.
— Этак и я растолстею, — выразила опасения Тося. — Раньше,
глядя на Марусю, я приходила в ужас, который избавлял меня от аппетита, а
теперь как же?
От кого я буду в ужас приходить?
— С этим не будет проблем, — заверила Тосю Роза. — Почаще
смотрись в зеркало, и ужас тебе обеспечен, а вот Марусю надо спасать. Окружим
ее заботой, повиснем на этом Иване Федоровиче и не дадим ему уйти из семьи.
И мы набросились на худеющую Марусю. Пока спасали Марусю,
Иван Федорович и вовсе исчез. Горе Маруси обрело такую силу, что внезапно
прорезался дивный аппетит, с которым Маруся и начала есть.
Преимущественно мои бутерброды с балыком. Поскольку с тех
пор, как исчез Иван Федорович, Маруся практически не выходила из моей кухни, у
меня возникли проблемы, несопоставимые с горем Маруси, — над моей семьей навис
голод. Евгений не успевал набивать продуктами холодильник.
— Кстати, куда делись бутерброды? — возмутилась Маруся,
запихивая в рот последний.
— Разве не знаешь? — изумилась я. — Ты их съела.
Все. До одного.
— Правда? — удивилась Маруся. — Ну…
Она на секунду замялась, видимо, это как раз то время,
которое понадобилось для победы ее жадности над ее же совестью.
— Ну сделай еще бутербродов, — продолжила Маруся. — Я прямо
вся чего-то нервничаю.
— Балыка больше нет, — отрезала я.
— Да? Нет балыка? — удивилась Маруся, будто это нормально,
когда человек каждый день покупает по килограмму балыка.
Женька ругается, говорит, что продавщицы уже косо смотрят на
него.
— Нет балыка?.. Нет балыка?.. — обиженно мямлила Маруся.
Легко понять ее горе.
— У меня — нет, — заверила я. — Но зато сколько хочешь есть
в магазине. Если приспичило, можешь сходить. Это совсем рядом.
— Ну, порежь там еще чего-нибудь, раз нет балыка, — словно
вмиг потеряв слух, небрежно бросила Маруся.
— Чего? — теряя остатки терпения, спросила я.
— Ну колбаски там московской или ветчинки.
— Маруся, у меня нет ничего, — рассвирепела я. — Ты знаешь,
я не жадная, но ты уже неделю от меня не выходишь, и почему-то все время тебя
тянет на деликатесы. Раз такой аппетит, лопай все подряд. Хочешь, дам манной
каши?
Маруся отшатнулась и воскликнула с глубоким отвращением:
— Нет, нет! Каши не надо, я полнею от нее.
— А от жирного балыка, значит, не полнеешь.
— Я не виновата, старушка, что у меня от нервов аппетит, —
принялась оправдываться Маруся. — Так много горя у меня и так мало радости, —
добавила она, кивая на мой холодильник.
