— А что ты здесь шляешься без дела?
— Почему — без дела? — обиделась я. — Возможно, это будет
самое последнее в моей жизни дело. Я надела шляпку и проверяю, заразила ты меня
вчера или нет.
— Так ты ходишь и ждешь покушения? — прозрела Маруся.
— Да, — с гордостью подтвердила я.
— Ты прямо вся сошла с ума!
— Возможно, но не люблю тянуть резину — если заразилась, так
уж пускай стреляют скорей, сама предоставляю им такую возможность.
Неизвестность страшит меня больше смерти. Уж такой я человек.
— Уж такой ты человек? Епэрэсэтэ, я не про это! — возмущенно
завопила Маруся. — Ты прямо вся сошла с ума, раз разгуливаешь здесь в шляпке!
Как ты можешь так рисковать?
— Я бесстрашна, и никакому злодею меня не сломить, —
упиваясь своей храбростью, сообщила я.
— А мне плевать! — заявила Маруся. — На твое бесстрашие мне
прямо всей плевать! Ха, нашла чем хвастаться! Надо же, чудо! Так и дурак может!
Ты бы лучше подумала о другом.
— О чем? — разозлилась я.
— Обо мне. Что будет со мной, если тебя сейчас пристрелят
вместе с твоей шляпкой? Кто будет завтра в моем буфете сторожить?
— Эгоистка, — расстроилась я. — Думаешь только о себе. И к
тому же меня заразила.
— Это еще неизвестно — заразила или нет, а про меня уже
точно можно сказать, шляпку-то прострелили. И ты обещала, что завтра будешь дежурить
около буфета, сама предложила, — напомнила Маруся. — Я прямо вся рассчитывала
на тебя и сдуру спала спокойно.
Я устыдилась. Действительно нехорошо, о Марусе я как-то не
подумала. Здесь в толпе легко промахнуться , и попасть в меня, даже если будешь
добросовестно целиться в шляпку, — неровен час толкнет под руку какой-нибудь
негодяй, и подлый убийца в меня промажет. Да, в самом деле не стоит
разгуливать…
Сомнения развеяла Роза. Она позвонила мне на мобильный и,
рыдая, сообщила, что Пупс окончательно тронулся умом.
— Маруся, — пугаясь дотребовала я, — срочно вези меня к
Розе!
— А что у Розы? — встрепенулась Маруся. — Гости?
— У Розы Пупс, — пояснила я, не собираясь вдаваться в
детали.
— Тогда у меня стирка, — вспомнила Маруся, сразу охладевая к
Розе.
Маруся скромнела в присутствии мужей, и это ее напрягало.
Она любила быть самой собой.
— Смотри, не забудь про дежурство, — напомнила она,
высаживая меня у дома Розы.
— Обязательно буду прямо с утра, — пообещала я и, пожелав
Марусе удачной стирки, удалилась.
* * *
Роза была безутешна. Вопреки обыкновению, она сидела на
турецком диване и, рыдая, воспитывала Пупса. Пупс забился в угол, прикрылся
шторой и с тоской поглядывал в окно.
— Вот, скажи ему, — всхлипывая, потребовала Роза. — Скажи,
как он, ничтожество, взял у меня сто долларов, а то не верит.
Я изумилась: что я слышу? Речь все о тех же пресловутых ста
долларах, про которые давно пора забыть.
Все же Роза порой бывает жестока.
— А в чем, собственно, дело? — не спеша свидетельствовать,
спросила я.
Роза мгновенно прекратила рыдать и начала звереть прямо на
глазах.
— В чем дело? — закричала она. — Ты бы послушала, что он тут
мне буравит! Сдуру вызвала его на откровенность и сама не рада уже.
— А что он буравит? — заинтересовалась я и обратилась
непосредственно к Пупсу:
— Вить, ты что буравишь?
— Ничего я не буравлю, — ответил из-за шторы Витя. —
Послушать ее, так я точно сошел с ума.
— Ты рассказала ему про то, что случилось в прихожей? —
ужаснулась я.
— Вот именно, — промямлил Пупс, покрываясь краской стыда.
Роза обратилась ко мне воплем отчаяния:
— Ты слышала?! Слышала?!
— Конечно, — подтвердила я, — а что ты хотела?
Разве можно пытать человека, когда он еще не отошел после
вчерашнего? Беднягу с трудом удалось спасти, а ты сразу на него нападать. Дай
ему, болезному, хотя бы оклематься, а уж потом лезь со своими сексуальными
проблемами.
— С моими проблемами? — ужаснулась Роза. — Будто я просила
его прибегать с работы и зверем набрасываться на меня, рвать платье и все
остальное…
Внезапно краснея, Роза стушевалась.
Тут бы торжествовать, а Пупс почему-то почувствовал себя
оскорбленным. Он выскочил из-за шторы и с мольбой устремился ко мне:
— Соня! Ты слышала? Слышала, что она говорит?
И кто после этого сошел с ума?
Мне было трудно определить, поскольку сцены в прихожей, той
сцены, где Пупс оказался на высоте, я не видела, а знала о ней лишь из рассказа
Розы. Кто знает, не привиделось ли это ей, не галлюцинации ли это на почве
хронического неудовлетворения. Хотя и Пупс хорош, но он статья отдельная. Он
алкоголик, следовательно, не сумасшедший. Нельзя же на него вешать сразу всех
собак.
В общем, я склонялась к мнению, что если кто и сошел с ума,
так это Роза.
— Дорогая, — вкрадчиво начала я, — успокойся.
Сядь, успокойся и подумай.
— Над чем я думать должна? — не успокаиваясь, спросила Роза.
— Над тем, что было у вас с Пупс… Что было у вас с Витей в
прихожей. Ты действительно настаиваешь, что он был чрезмерно активен?
— Не чрезмерно, но активен, — подтвердила Роза. — Это было.
Нельзя заступаться за мужчин, я вам скажу. Это их портит.
Пупс, почуяв мою поддержку, повел себя нагло: он воспрял и заявил:
— А кто это может подтвердить, кроме тебя?
Роза на мгновение потеряла дар речи, что в последующие
секунды компенсировала сокрушительным криком.
— Кто может подтвердить, ничтожество? — коченея от
возмущения, завопила она. — Да стены! Эти стены!
Они видели тебя во всей красе!
— А кроме стен, ты что-нибудь предъявить можешь? — спросила
я.
— А разве мало стен? — возмутилась Роза.
Начавший было унывать Пупс снова мгновенно воспрял.
— Стены? — ехидно усмехнулся он. — Ты слышала, Соня, и после
этого она еще будет утверждать, что это я сошел с ума.
— А мне надо было позвать соседей? — заорала Роза. — Стены,
видишь ли, не устраивают его. Соня, и после этого он будет утверждать, что я
сошла с ума.