«Да что она врет-то, бессовестная, — тут же осудила я
подругу, — как чепец ее проклятый с картины слететь мог? Он же нарисованный».
Судя по всему, тот же вопрос был задан Марусе, потому что
она сразу ответила на него.
— Очень просто, — заверила она, — шляпка слетела вместе с
лицом, причем самым натуральным образом.
Подлый художник плохими красками писал мой портрэт. Жаль,
его уже нет в живых, прямо вся мошенника убила бы, столько денег с меня,
негодяй, содрал, царства ему небесного!
Очень захотелось Марусе возразить, но я подавила в себе это
желание и на цыпочках отправилась в спальню. Там я походила вокруг кровати,
потом залезла на нее, потом слезла и вышла в прихожую. Маруся болтала без
умолку и, похоже, о том, что я нахожусь в квартире, даже не подозревала.
Я уже собралась выйти на лестничную площадку, чтобы потом у
Маруси спросить, слышала ли она, как закрывалась дверь и как я по спальне
ходила, но этого не понадобилось. Когда я взялась за дверную ручку, в уши мои
влетела ужасная фраза. Речь явно шла обо мне.
— Ты же знаешь эту Мархалеву, — с кем-то делилась мыслями
бессовестная Маруся. — Мархалева соврет — недорого возьмет. Уж такая она,
старушка, с детства.
Я затаилась. Знать, что думает о тебе лучшая подруга, всегда
полезно.
Слава богу, не все обо мне такого плохого мнения.
Тот, с кем Маруся делилась, явно ей возражал, на что Маруся,
психуя, отвечала.
— Да, — возмущенно гремела она, — конечно, Сонька своему
слову хозяйка, потому она, как слов хозяйка, всегда это слово обратно и
заберет. Лично я ей не верю и на грош. Кто рассорил меня с Ваней? Она!
Конечно, она! Ты подальше от Мархалевой держись, как друг
тебе говорю. Я-то уж держусь подальше. Стараюсь не видеться с ней без нужды. У
тебя любовник?
Епэрэсэтэ! Не вздумай говорить ей об этом. У нее такая зависть.
Знаешь, как она мне с Ваней завидовала…
Надо было бы послушать еще, но я оказалась слаба.
Посудите сами, слышать про себя такое…
Я, коченея от возмущения и обиды, влетела в кухню, вырвала
из рук Маруси телефонную трубку и завопила:
— Ах ты подлая! Вот ты какого мнения обо мне!
Стараешься не видеться со мной без нужды? Только почему-то
нужда эта возникает каждый день!
Маруся побледнела, в глазах ее заметалась вина, и, не имея
хвоста, она была точь-в-точь как поджавшая хвост собака.
— Старушка, старушка, — залепетала она. — Ты не так все
поняла. Это Юлька, это все она. Юлька нападала на тебя, а я защищала.
— Слышала, как ты защищала. Нет, такое нагородить про меня!
Я тебя с Ваней развела? Я тебе завидую?
Господи, да сердце мое просто-таки разрывается от жалости к
тебе.
Маруся охнула, ахнула и, бия себя в грудь кулаком, сейчас же
мне поклялась, что не говорила она никогда такого.
— Это все Юлька, это-асе она, епэрэсэтэ, — твердила Маруся.
И была при этом она так убедительна, что, несмотря на то,
что я слышала все своими ушами, сомнения начали подкрадываться к моей душе. А
тут уже и слезы накатились на Марусины глаза. Неподдельные исходили из нее
страдания, и я сдалась.
— Черт с тобой, — сказала я, — живи уродом. Только знай, всю
квартиру можно вынести, когда ты разговариваешь по телефону, а не то что
незаметно повесить на стену твой портрет.
— Так это сделал Пупс или не Пуде? — захотела знать Маруся.
— Понятия не имею, — призналась я. — Мог быть Пупс или
просто совпадение. Пупс пришел за водкой, ты же добрая у нас.., к мужчинам, а
перед этим завернул убийца и повесил твою картину.
— Ага, а потом скинул. А я прямо вся была на кухне.
Если я была на кухне, то у злодея не было никакой надежды,
что картина упадет на меня, — заявила Маруся. — Следовательно, это не
покушение.
Я, отчаянно ворочая мозгами, уставилась на Марусю.
— А что?
— Розыгрыш. Розыгрыш какой-то. Вот только кому это надо?
Если узнаю, прямо вся голову ему отверну. Портрэт-то мой пострадал. Шуточки же
у дураков!..
Я вздохнула:
— Буду счастлива, если это шуточки. Но даже если шуточки,
все же опасные. Где уверенность, что этот шутник не промахнется когда-нибудь и
вместо шляпки не продырявит чью-то голову?
Маруся испуганно всплеснула руками и закричала:
— Старушка, если эта зараза по телефону не передается, это
может быть твоя голова! Нет, я прямо вся сейчас упаду! Не вздумай надевать
шляпку и беги скорей домой.
— Зачем это? — насторожилась я.
— Снимай свой портрэт, пока он не… Ну, сама понимаешь.
Я похолодела. Учитывая размеры моего портрета и вес его
рамы, действительно возможны жертвы.
А в доме ребенок, да и баба Рая не чужой мне человек.
Глава 17
Я решила так: раз уже покушались на Марусю и даже падала
картина, значит, со дня на день наступит наша пора — или моя, или Юлина. Просто
так сидеть и ждать сложа руки я не могла.
На следующий же день я надела новую шляпу и отправилась
гулять. Выбирала самые людные места — универмаги, салоны и бутики, — потратила
уйму денег, истоптала ноги, поругалась с тремя продавщицами и двумя
консультантами, через каждые десять минут снимала шляпу и тщательно обследовала
ее на предмет дырки от пули, но все зря. Шляпа была цела, и никто на меня не
покушался, В конце концов это мне надоело, я с облегчением вздохнула и,
разочарованная, пошла домой.
Дома я первым делом позвонила Юле и, заходя издалека,
попыталась навести разговор на ее шляпу, поскольку раз уж не стреляли в мою, то
должны бы стрелять в ее, уже пора.
Но Юля о шляпе говорить не желала, она все больше о себе
рассказывала и загрузила меня так, что я на покушение уже смотрела как на благо
единственное, способное избавить меня от многих бед. Не знаю, как выбиралась бы
я из той «приятной» беседы, если бы не выручил меня Пупс. Он неожиданно пришел.
Баба Рая открыла ему дверь и тут же зычно гаркнула:
— К тебе, непутевая!
Я, удивляясь, почему не нашла этот повод сама, спешно
распрощалась с Юлей и сломя голову бросилась в прихожую.
Там топтался Пупс. Он сравнительно неплохо выглядел, даже,
кажется, был трезв и совсем не помят.
В руках у него был кейс, найденный у Дани.
— Привет, — скромно поздоровался он.
