Вот и в этот раз он, несмотря на то, что только зашел, уже
успел съесть что-то чрезвычайно важное.
Баба Рая аж зашлась от крика, это и помешало ей услышать
звонок Тамарки. Я сама ей открыла и прошептала:
— Проходи.
Тамарка на цыпочках прошла и, резко понижая голос, спросила:
— А почему шепотом?
— Чтобы баба Рая не услышала, — пояснила я. — Она уже тебе
жутко рада и готовит ужин.
— Ах она моя рыбочка, — умилилась Тамарка, которая обожала
бабу Раю уже за одно то, что баба Рая ненавидела Марусю.
— Пойдем в гостиную, — сказала я, — пока нас не застукали.
Ведь не дадут поговорить.
В гостиной мы уселись на диван. Тамарка раскрыла сумочку и
достала из нее небрежно свернутую шляпку, шляпку, которую сворачивать не
рекомендовалось ни при каких обстоятельствах, ту самую шляпку, которую я и в
коробку-то укладывала не дыша.
— Вот, Мама, полюбуйся, — трагически воскликнула она,
расправляя шляпку и стряхивая с нее крупицы табака и шелуху от семечек.
Я взяла шляпку, с кислым видом покрутила ее в руках и
вернула Тамарке.
— Пускай пока поживет у тебя, — сказала я, стоически ставя
на шляпке крест.
Тамарка скомкала шляпку, запихнула ее обратно в сумку,
сделала мне страшные глаза и спросила:
— Мама, что это такое?
— Еще не знаю сама, — ответила я.
— Хохма не хохма, — продолжила Тамарка, — прикол не прикол,
но руки кому-то поотбивать надо бы.
Ума не приложу, кому это выгодно. Юлька сказала, что это
маньяк.
— Вполне возможно, — согласилась я.
— Если маньяк, то не так уж покушения и безопасны, как вы
все настроились. Маньяк — он существо непредсказуемое. Побалуется-побалуется,
да и пришьет кого-нибудь ради прикола. Зря вы к этому так легкомысленно
относитесь.
— Почему мы? А ты? У тебя, моя птичка, есть все возможности
отнестись к этому нелегкомысленно, — саркастически заметила я. — Покажи нам
пример.
Тамарка опешила:
— Мама, а я здесь при чем?
— Нет, ну как я упиралась! — закричала я. — Как не хотела с
тобой разговаривать об этом! Нет же, ты, неугомонная, сама на неприятности
полезла.
— Да куда я полезла-то? — рассердилась Тамарка. — Говори
ясней.
— Куда уж ясней. Сама же утверждала, что все только и
говорят об этом, так разве не сказали тебе, что это заразно? Вот Юлька, к
примеру, она разве тебе не сказала?
— Говорила что-то…
— Говорила, — передразнила я Тамарку. — Зачем ты пришла? Не
хочу я разговаривать с тобой об этом. Если промолчу, кто знает, может, еще и
пронесет, не заразишься.
— Думаешь, я могу заразиться от тебя? — с большим сомнением
спросила Тамарка.
— Не думаю, я уверена.
— Да ну, чепуха, — отмахнулась она.
Я воздела руки к потолку и, забыв про бабу Раю, завопила:
— И еще она говорит о легкомыслии! Не чепуха! Ты заразилась!
Слава богу, баба Рая меня не услышала, уж слишком она была
занята борьбой с Евгением. Ее лай доносился из кухни.
А Тамарка после моего сообщения призадумалась.
Думала сосредоточенно и долго, рассеянно блуждая взглядом по
комнате и время от времени выдавая комментарии, не относящиеся к предмету ее
углубленных раздумий.
— Коврик, что ли, новый купила? — бросила она вопрос, уронив
взгляд на коврик, лет десять уже лежащий у дивана.
— Какой новый, сто лет в обед, — удивилась я.
— Раньше его не замечала, — буркнула Тамарка, не выходя из
глубокой мысли.
Я напряженно ждала, чем закончится ее анализ. Тамарка же,
упершись взглядом в потолок, по ходу мысли равнодушно отметила:
— Хорошая люстра, жалею, что и себе не купила.
Была ты, Мама, права, брать надо было.
— Я всегда права, — радуясь открывшейся возможности,
вставила я.
Но Тамарка уже далека была от люстры. Она уже шарила
взглядом по старинной горке, оставшейся мне в наследство от бабушки.
— Горку продавать не решилась? — бегло спросила она.
— Бог с тобой, — испуганно отшатнулась я. — Это же память о
бабуле!
— Решишься — я куплю, — невзирая на мою реакцию, рассеянно
проинформировала Тамарка.
— Ты о чем говоришь? — рассердилась я. — О том ли у нас
речь?
— Я не говорю, я думаю, — пояснила Тамарка.
— Вижу, что думаешь, — мысли скачут, как блохи по шерсти.
Неужели не можешь сосредоточиться на чем-то одном? И как только ведешь дела
своей компании с такой организацией ума? — подивилась я.
— Хорошо веду, — заверила Тамарка, перепрыгивая взглядом на
дверь.
Я с сомнением покачала головой, а Тамарка вдруг изменилась в
лице и как закричит:
— Слушай, Мама, а что это там торчит из дверного косяка?
Я оглянулась и увидела стрелу, ту стрелу, которую сначала
пожевала Роза, а потом я по очереди находила то у Тоси, то у Ларисы, то у
Маруси.
— Так, Мама, что там торчит? — Голос Тамарки был предельно
раздражен, думаю, как и она сама.
— Стрела, — промямлила я.
Глава 20
Торчащая из дверного косяка стрела навела меня на многие
мысли. Вдруг вспомнила, что, изъяв стрелу у Юли, я не бросила ее халатно в
прихожей у зеркала, как я предыдущий раз, а изобретательно спрятала, что
исключает доступ к стреле кого бы то ни было, кроме меня. Однако и глазам своим
не верить я не могла: стрела торчала из косяка, и это была та самая стрела,
которую пожевала Роза.
— Мама, что это за стрела? — строго спросила Тамарка.
Я попыталась удовлетворить ее упорным молчанием, но номер не
прошел.
— Ты что, оглохла, Мама?! — возмущенно завопила она. —
Отвечай!
— Ай, ну что пристала, какая-то Санькина игрушка, — ответила
я, уповая на то, что Тамарка ни разу той стрелы не видала.
Уж очень мне хотелось замять этот разговор, не хотелось
разговаривать об этих покушениях и тем заражать свою любимую подругу. Ведь
надежда еще была на то, что она не совсем заразилась.
Однако Тамарка на мою хитрость не клюнула и даже
рассердилась.
— Мама, — закричала она. — Мама, ты невозможная! Возле этого
косяка ты проводишь большую часть своей жизни, и сейчас оттуда торчит стрела, а
ты морочишь мне голову Санькиными игрушками.
