Первым не выдержал Евгений — сам виноват. Он не вынес
анонимности своей вины и гаркнул:
— Что за паника?! Что я сделал такого?!
Мы с Розой хором завопили:
— Ты отдал Пупсу спортивную сумку!!!
— Да, отдал Витьке его же сумку, так что за базар-вокзал? —
возмутился Евгений. — Почему из всего надо шум поднимать? Что вы за народ
такой, женщины, — одни эмоции.
Руки мои сами воткнулись в бока.
— Ха! — возмутилась я. — Ты слышала, Роза, он же еще нам и
лекции читает! Отдал чужую сумку, болван, еще и лекции читает.
Мой Евгений — не Пупс, он еще не привык к тому, что его
время от времени можно называть болваном, ну не адаптировался к семейному
счастью человек.
Стаж не тот, это его и подвело — запсиховал, из берегов
выходить начал.
— Ты что! — зарычал он на меня, играя желваками и покрываясь
красными пятнами. — Так можно и…
Я терпеливый, но… Ты себе не смей!.. Да еще в присутствии!..
— и он кивнул на Розу.
Я сделала вид, что ничего не поняла, по-прежнему наступая и
демонстрируя пароксизм возмущения. Роза же прекрасно все осознала и бросилась
Евгения успокаивать.
— Это все Пупс, ничтожество, — заскулила она. — Всех
перессорил. Я пашу на него с утра до вечера, как рикша впрягаюсь в
хозяйственную сумку и волоку ее с рынка прямо к нему на стол. Ах, мой Пупсик,
ах ему надо этого, ах, ему надо того! А он что делает? Ничтожество! Падая с
ног, бегает по городу, занимает «чирики» и тут же пропивает их!
— Если бы только «чирики», — вставила я, вспомнив откровения
Ларисы.
— И допился, — кивнув, мол, согласна, продолжила Роза. — В
уголовника уже превратился. Руку поднял на жену. Фингал видишь?
Евгений уже забыл о своем бескрайнем возмущений и поджал
хвост. Он запаниковал так, словно был автором этого фингала.
Роза — мудрейшая женщина — атаковала умело.
— Я, как рикша, — зарядила она, — таскаю этого подлого Пупса
на себе, всю жизнь таскаю, а в благодарность получаю фингалы одни. А теперь еще
и эта сумка. Притащил домой сумку с арбалетом.
— Может, он спортом заняться решил? — неуверенно промямлил
Евгений.
Руки мои, как по команде, снова уперлись в бока.
— На хрена ж ты сумку Пупсу отдал? — опять наступая,
завопила я. — Вещдок отдал!
— Какой вещдок? — отступал сломленный Розой Евгений. — Алее
нихт ферштейн. Сами же про сумку говорили, я и отдал.
— Кто говорил? — возмутилась я.
— Ну Роза по телефону с Пупсом разговаривала, я и понял, что
Пупсу сумка срочно нужна. Он тут же и прибежал.
— А кто тебе сказал, что сумку отдавать надо? — психуя и
страдая, вопила я.
— Да Пупс и сказал, — проникаясь моим настроением, завопил и
Евгений, — А почему ты не позвал нас с Розой, балда?
— Пупс не захотел, — снова покрываясь красными пятнами,
закричал Евгений. — Он сказал, что спешит, схватил сумку и убежал. Как я мог не
отдать мужику его же сумку? Я что, должен был его за руку держать и звать Розу?
Он четко сказал, что Розу видеть не хочет.
А сумка его, Роза конкретно это подтвердила. Так за что вы
спускаете собак?
Роза прозрела и с удивлением уставилась на меня.
— Он что, не знает? — растерянно спросила она. — Жень, ты
что, не знаешь?
— Чего я не знаю? — насторожился Евгений.
— Про Пупса ничего не знаешь? — почему-то перешла на шепот
Роза.
— Женька не терпит сплетен, — на всякий случай пояснила я. —
Даже слышать о них не хочет. Лучше ему не говори — все равно не поверит.
— Да чему я не поверю?! — излишне эмоционально воскликнул
Евгений, которому стало казаться, что его здесь действительно держат за
болвана.
— Сумку отдал — и успокойся, — миролюбиво ответила я, —
выполнил свой мужской долг — и иди к телевизору, а мы с Розой теперь разберемся
сами.
Евгений почесал в затылке и нехотя ушел, а я зашипела на
Розу:
— Ты что? Решила ему про все покушения разом вывалить?
Хочешь и его заразить? Запомни, он шляп не носит, терпеть их не может. Во что
тогда Пупс, по-твоему, промахиваться будет?
— Ты права, — согласилась Роза. — Ему лучше не знать.
— Еще как права. Чем меньше он будет знать, тем будет лучше.
Удивляюсь, как угораздило тебя такие вопросы при нем поднимать. Если бы не я,
уже проболталась бы.
— Но, согласись, как-то странно, что все давно знают и
сходят с ума, а Женька даже ни о чем не подозревает, — оправдывалась Роза. — Мы
же обсуждали при нем ту стрелу, которая в Тосю едва не угодила.
— Он от этих дел страшно далек, — пояснила я. — Женька живет
своей тревожной жизнью, которая лично меня, как исследователя, очень занимает.
Ты знаешь, к примеру, что сейчас грядет великое событие: какой-то чемпионат по
футболу?
— Мне не до пустяков, — отмахнулась Роза.
— Вот видишь, а Женька этим очень поглощен. Вечерами рисует
разные схемы, какая команда против какой, кто куда выйдет, в какой финал,
полуфинал или четверть финала.
— Чего-чего? — удивилась Роза.
— У него там свои схемы: четверть, полуфинал и полный финал.
Полный финал — это все. В доме то праздник, то траур. Тебе кажется, что все это
не имеет смысла, а у него там жуткие разыгрываются трагедии.
Он весь на нервах порой, а ты про какую-то сумку с арбалетом
ему талдычишь. Для него такие проблемы дальше, чем созвездие Дракона.
— Ясно, — кивнула Роза. — Лучше я к проктологу пойду. Уже
без сумки, а жаль, хотела ему показать. Интересно, что сказал бы Баркасов.
— Пускай приложит все силы, чтобы Пупса на рыбалке подольше
подержать. Посмотрим, прекратятся ли тогда покушения.
— Да-да, пойду, — сказала Роза и взялась за ручку двери. —
Слушай, — вдруг вспомнила она. — Я же совсем забыла. Надо что-то делать с
Марусей.
— А что с Марусей? — насторожилась я, чувствуя некоторую
вину за то, что до сих пор не наладила связи с компьютерщицей — счастливой
соперницей Маруси.
Лично я, зная Ивана Федоровича, не могла допустить, что
компьютерщица может быть долго счастливой, но Маруся-то вбила себе в голову,
что это так.
— Маруся совсем плоха, — делая страдальческое лицо, сообщила
Роза. — Крепко достал ее этот Ваня.
Она слишком запила.
— Мы все уже с ней слишком запили, — посетовала я. — Даже я
пристрастилась, а ведь ты знаешь, что у меня патологическое отвращение к
алкоголю.
