— Знаю, но не верю, — бросила Роза. — А у Маруси вот-вот
начнется депрессия. У нее уже патологическое отвращение к жизни.
Я заволновалась. За этим Пупсом забросила Марусю — дня два
не видела ее и даже не звонила. Во мне возникла острая потребность выпроводить
поскорей Розу и узнать, что случилось с Марусей, из ее же уст.
Однако Роза уже забыла, что спешила к проктологу.
Она отпустила дверную ручку и настроилась на длительную
беседу.
— Знаешь, до чего дошла Маруся? — спросила она.
— До чего? — испугалась я, не предчувствуя ничего хорошего.
— Она уже Интернетом хочет овладеть.
— Зачем это ей?
— Говорит — чтобы ни от кого не зависеть. Каждый день звонит
мне.
— А ты что, уже овладела?
Роза сделала огромные глаза.
— Ты же знаешь, куда я с утра до вечера смотрю, —
раздражаясь, сказала она.
— Не будем конкретизировать, — испуганно отыскивая глазами
Саньку, воскликнула я.
Саньки, к счастью, поблизости не оказалось.
— Слава богу, мне не до Интернета, — продолжила Роза, — а
вот Маруся хочет им овладеть. Ну, не им, а Ваней, конечно, но через Интернет.
Каждый день мучает Пупса. Сначала просила, чтобы он достал адрес, теперь
просит, чтобы он давал ей уроки. Даже компьютер собирается купить.
Я одобрила эту идею:
— Пускай покупает — буду с Марусей общаться через Интернет.
— Это тоже борьба с пьянством, — съязвила Роза.
— Иди ты к проктологу, — шутливо напомнила я. — Уже хочу
позвонить Марусе.
Роза опять взялась за ручку двери.
— Да, пойду, — сказала она. — Так мы не решили, что делать с
Марусей?
— Позвоню и вместе с ней решу.
— Будь с ней поласковей, — посоветовала Роза.
Я обиделась:
— Хочешь сказать, что я грубая?
— Ни в коем случае, — испугалась Роза. — Ты не грубая, ты
прямолинейная, но тот, кто тебя не знает, может эту прямолинейность за грубость
принять.
— Маруся знает меня достаточно, — напомнила я. — Иди к
проктологу, а я иду звонить Марусе.
— Да, правильно.
Роза приоткрыла дверь, сделала решительный шаг на лестничную
площадку, но внезапно затормозила и, волнуясь, сказала:
— И все же будь с Марусей понежней. Она одна, у нее тяжелый
период, это я тебе как гинеколог говорю.
— Хорошо, буду, — пообещала я.
— Ну все, я пошла.
— Да-да, конечно, иди…
Я послала Розу к проктологу и сразу же позвонила Марусе.
— Что ты делаешь? — спросила я.
— Ухожу из жизни, — печально сообщила Маруся.
Глава 29
Маруся уходит из жизни!
А как же все мы! Как мы будем без нее?!
— Маруся! — закричала я. — Сейчас не время для шуток! Период
не тот. Пупс и все такое, шляпки опять же эти, стрелы, картины.
— Я ухожу из жизни, — рыдающе сообщила Маруся, — и мне на
все наплевать.
— Опять напилась? — спросила я, про себя отмечая, что если и
напилась, то совсем несильно, поскольку пьяная Маруся обычно любит жизнь.
— Я напилась? Как не стыдно тебе? — укорила меня Маруся. —
Это вы там пьете беспробудно, а я тут одна из жизни ухожу.
— Я не пила, — оправдалась я. — Это Тамарка пила с бабой
Раей.
— А со мной баба Рая не пьет, — пожаловалась Маруся и сразу
же сделала не правильный вывод:
— Значит, правильно я из жизни ухожу.
— Маруся, баба Рая с тобой не пьет, потому что ты слишком
бурно ей радуешься, а у нее кости слабые, вот она и боится.
Услышав это, Маруся и вовсе запечалилась.
— Я всем радуюсь, — сказала она, — и все меня боятся,
особенно мужчины. Один Ваня меня не боялся, он прямо всю меня любил. Мне не
страшно уходить из жизни — у меня была любовь, а не та циничность, не та
пошлость, что у вас с Астровым.
Опа! Вот и донежничалась, послушалась Розу как гинеколога. И
после этого еще будут мне говорить, что это я грубая.
— А что у меня с Астровым? — насторожилась я.
— Сказала же тебе уже, — заявила Маруся. — Не приведи
господи, что там у вас.
— Ты можешь выражаться ясней?
— Ясней цензура не позволяет.
— А в чем, собственно, дело? — зверея, спросила я. — Чем
тебе мой Астров не нравится?
— Астров мне нравится, я про отношения говорила. Прямо вся
сгораю со стыда за вас. И еще ты прямо вся берешься воспитывать чужого ребенка.
Покойная Нелли в гробу переворачивается, наблюдая за тем, как ты уродуешь ее
сына. Да что там Нелли, мне прямо всей Саньку жалко.
Вот это Маруся дает! Жаль, что она далеко. Нет, поспешила я
с Интернетом. С Марусей надо общаться только живьем и только с дубиной в руках.
— А чем я плохо воспитываю Саньку? — с трудом сдерживая
слезы, спросила я. — Сказки ему каждый вечер читаю. С Астровым и читаем. Между
прочим, по ролям. Тебе вот читали по ролям сказки?
— Разве из меня что-то хорошее получилось, что ты взялась
равняться на меня? — вопросом ответила Маруся.
И на том спасибо, во всяком случае, самокритично.
— Целые спектакли с Астровым Саньке перед сном устраиваем, —
продолжила я. — Санька так ржет…
— Вот именно, что ржет, — прервала меня Маруся. — Чем ты
кормишь его? Одним овсом. Потому и ржет уже, как конь, ребенок. Я же видела,
каждый день на завтрак овсянка. Так и порадуешься, что Нелли умерла. Хоть не
видит, как издеваются над ее ребенком.
Слезы брызнули из моих глаз.
— Овсянка полезная, — закричала я, — ее даже эквилибристы
каждый день едят для развития связок.
— Ну и не жалуйся потом, что твой Санька скачет, как
эквилибрист. Тебе что, балыка дать ребенку жалко? Да колбасы копченой.
Я пришла в ужас.
— Маруся, да кто это говорит-то? Мне жалко? Да ты столько
поела у меня этого балыка, что всю улицу накормить было можно — О, уже
упрекаешь, — обрадовалась Маруся. — Все ждала, когда начнется, и дождалась —
началось. Давай, давай, упрекай. Тебе всего жалко. Тебе и для Саньки жалко И
балыка жалко. Ишь, как разнервничалась, а все почему? Да потому, что я прямо
вся тебе правду сказала!
