— Тебе ничего не надо делать, когда у тебя есть такая
подруга, как я. Все, что надо, ты уже сделала: свалилась мне на голову тридцать
с лишним лет назад.
Кстати сказать, это произошло в прямом смысле.
Мой папа, помнится, привел меня в детский сад, подвел к
воспитательнице и сказал:
— Вам очень повезло, эта прелесть, — он умиленно кивнул на
меня, — теперь будет у вас.
Воспитательница меня одобрила, ласково погладила по голове и
сказала:
— Видишь, дети играют возле избушки, беги к ним, знакомься.
Я опрометчиво ее послушалась и радостно побежала
знакомиться. Как только я оказалась у дверей избушки, с ее крыши раздался
восторженный вопль, и тут же что-то на меня слетело. Это была Маруся, которая
уже тогда имела немалый вес, благодаря чему я мгновенно заработала перелом
ноги, перелом руки и легкое сотрясение мозга, сопроводив все это дичайшим
криком.
Мой папа, извещенный этим криком о больших неприятностях,
подхватил меня на руки и с рискованной скоростью помчался в больницу. Второй
раз Марусю я увидела лишь три месяца спустя.
— Если у меня есть такая подруга, как ты? — взволновалась
Маруся. — На что намекаешь?
— Не намекаю, а прямо говорю: я нашла твоего Ваню и даже
говорила с ним о тебе. Кстати, все забываю спросить: что ты там плела насчет
моего Саньки?
Вроде я плохая ему мать, не даю балыка и прочее… Ты это
серьезно?
— Старушка, ты прямо вся обижаешь меня! — взревела Маруся. —
Как ты не правильно меня поняла!
Я сказала, что памятник тебе при жизни поставить надо за то,
что ты взялась воспитывать сына Нелли. Не будь она покойница, сказала бы я,
какими погаными генами наградила Саньку она, а тебе сейчас выпутываться
приходится. Я прямо вся тобой горжусь!
— Ну, ты это брось, — посоветовала я. — Санька мой
ангельский ребенок.
— Правильно, — мгновенно согласилась Маруся. — Старушка,
правильно. По-другому и быть не могло, раз ты взялась за его воспитание.
— А с Женькой что у нас не так? — решила я уж до конца
прояснить ситуацию.
Маруся аж захлебнулась от восторга.
— Твой Женька просто идеал всех баб, — в экстазе заявила
она. — Шварцнеггер, Сталоне, Депардье, Делон и Каприо не годятся ему и в
подметки. А также Круз и этот, как его…
— Это понятно, — успокоила я ее, — а об отношениях наших ты
что говорила?
— Отношения у вас есть, и этим все сказано, — со знанием
дела ответила Маруся. — Будь у нас с Ваней такие отношения, и больше мне не
надо ничего.
Удовлетворившись, я выдержала многозначительную паузу и
сообщила:
— Ваню можно вернуть.
Маруся мгновенно перестала уходить из жизни. Она завизжала
от восторга и спросила:
— Когда?
— Не торопись, здесь поработать придется. Ты почему мне
наврала? Почему не сказала про Акима?
Маруся вздохнула и ответила:
— Теперь вижу, что ты действительно с Ваней общалась.
Старушка, не верь ему. Он все врет.
— Да что врет-то? — рассердилась я. — Ты же еще ничего не
знаешь. Не знаешь, что он сказал, а сразу — врет. Нельзя же так огульно
обвинять человека.
— Ваню можно, — заверила Маруся. — Старушка, он уже давно
собрался уходить и поругаться искал причин, а тут Аким подвернулся. Мы с Акимом
и выпили-то всего ничего, даже поллитру не раздавили, а тут Ваня пришел.
Увидел, что на кухне сидит Аким, обрадовался, схватил вещички и умчался.
— Удивительная ты женщина, Маруся, — возмутилась я. — Это
тебе еще добрый Ваня попался. Боюсь, от Евгения ждать такой мудрости не
пришлось бы. Подумать страшно, что он сделал бы, застукай меня на кухне с моим
прежним любовником за недодавленной поллитрой. Как тебе в голову пришло,
глупая, Акима в дом тащить?
— Да ты сама же, все мозги мне продолбала Акимом этим! —
взревела Маруся. — Сама же говорила, что сосед твой, что жалеешь его, вот я и
решила его душевно поддержать.
— Это когда я говорила? Сто лет с тех пор прошло Аким уж и
забыл про тебя давно.
— Не забыл, — кокетливо сообщила Маруся.
— Ну тогда и не жалуйся, что Ваня ушел. А я еще, дура,
собралась тебе помогать.
Маруся переполошилась:
— Старушка, помогай мне скорей, я прямо вся буду слушаться,
только говори: что делать?
— Пока ничего. Выждать надо. Ваня страшно на тебя зол, но
есть надежда его разжалобить. Похоже, я даже нащупала его больное место. Он
очень разволновался, когда узнал, что на тебя покушаются.
Маруся обрадовалась.
— Старушка, — возликовала она. — Это правда? Он ко мне не
безразличен?
— Более скажу, если бы явления со шляпками, стрелами и
картинами показались ему опасными, еще неизвестно, как он повел бы себя.
Возможно, отбросив все обиды, примчался бы тебя спасать, но, увы, я лгать не
решилась, сказала все как есть.
И Маруся, с присущей ей наглостью, еще и начала меня
стыдить:
— Старушка, ну что же ты так облажалась-то? Не ожидала от
тебя. Не могла уж придумать что-нибудь?
Сказала бы, что меня ранили или отравили.
— Чтобы он увидел, что ты жива и здорова, и после этого
перестал верить и мне? — рассердилась я такой недальновидности. — Уж нет,
малышка, потерпи. Немного выждем, а потом придумаем тебе какую-нибудь смертельно
опасную болезнь, посоветуемся с Розой — она дока. Может быть, Роза даже в
больницу положит тебя с жестоким диагнозом, после этого я отправлюсь к Ване и
скажу, что ты очень плоха. Бьюсь об заклад, это сработает — Ваня вернется.
— Да Роза же у меня! — радостно завопила Маруся. — Она же
приехала вместо тебя, сидит над душой, не дает спокойно из жизни уйти.
— Дай мне Розу, — потребовала я.
Маруся послушно выполнила приказание. Она теперь была вся в
моей власти, естественно, лишь до тех пор, пока не вернется Ваня.
— Роза, — строго спросила я, — ты была у проктолога?
— Была, — ответила Роза. — Баркасов согласился сманить Пупса
на рыбалку. Сейчас напою Марусю лекарствами, уложу ее спать и поеду уговаривать
Пупса.
Предвижу большие сложности. У Пупса не ладятся дела на
работе, вряд ли он захочет уезжать.
— Не ладятся дела на работе? — горько рассмеялась я. — Не
удивительно. После всего того, что он в последнее время творит, у него нигде
дела не ладятся.
* * *
