— Ты, как всегда, явилась издеваться?
— Нет, на этот раз пришла узнать о твоей внезапной дружбе с
Пупсом.
— Да не было никакой дружбы, — разочаровал меня Даня. —
Виктор пришел, принес бутылку.
Глаза мои совершили попытку переместиться на затылок, но я им
сделать это не дала.
— Бутылку?! — закричала я. — Даня, ты хочешь сказать, что
два здоровых мужика потерялись во времени и пространстве из-за какой-то
бутылки?
— Ну две, — вынужденно признался Даня. — Хотя Виктору
хватило бы и одной, но в тот день он меня удивил. Хлестал стаканами и не
пьянел.
— Ну-ка, ну-ка, — оживилась я. — Здесь, пожалуйста,
поподробней. Как это хлестал стаканами? Я не сильна в арифметике, но по опыту
знаю: две бутылки — это четыре стакана, ну от силы шесть. От такой дозы не
отшибет у человека память. Признавайся, сколько было бутылок? Тамарке не скажу,
не бойся.
Даня обреченно махнул рукой:
— Да что я их, считал? Пили и пили. Виктор даже шляпы не
снимал. Торопился. И не помню, как он ушел. Очень он был расстроен.
Я насторожилась:
— Чем расстроен?
— А фиг его знает. Так толком и не сказал, на проблемы
жаловался, на жену, на жизнь всякую. Я ничего не понял. Ты же знаешь Виктора,
он не слишком любит распространяться, а тут разговорился и плел такую чушь,
пуржил, не приведи господи.
— А в шляпе-то пил почему?
Даня пожал плечами:
— Уходить собирался. Все толковал: «Я на минутку, я на
минутку», а просидели сколько, даже трудно сказать. Он-то трезвый ушел, даже не
покачнулся, а я с трудом помню тот момент.
— Какой момент? — удивилась я.
— Ну, когда мы расстались.
— Все ясно, — резюмировала я, — кроме того, как могло такое
произойти, чтобы наш Пупс, который никогда ничего не забывает, вдруг забыл свой
кейс, да еще с квартальным отчетом?
Даня пожал плечами.
— Вот тут я уже ничего не помню, — признался он. — Да и не я
его провожал.
— А кто?
— Домработница, конечно же.
— Зови ее сюда, — приказала я.
Слава богу, домработница все прекрасно помнила, надо было
раньше ее позвать. Помнила она все, начиная от того момента, как Пупс в
квартиру вошел и до момента его отбытия.
— Он действительно был не слишком пьян? — уточнила я.
— Был в твердой памяти и прекрасно держался на ногах, —
заверила меня домработница.
Мы с Даней переглянулись. Еще бы, это совсем не похоже на
Пупса, пьянеющего от первой же рюмки.
— Даня, вы точно пили? — теряясь в догадках, спросила я. —
Ты ничего не перепутал? Может, Пупс пропускал? Может, он филонил?
— Пили на равных, — засвидетельствовал Даня.
— И был он трезв? — обратилась я уже к домработнице.
— Трезв не трезв, но сильно пьяным не был, — стояла на своем
она.
— А как же тогда Пупс забыл свой кейс?
Домработница усмехнулась и спокойненько так сообщила мне то,
от чего я просто обалдела.
— Гость ничего и не забывал, — сказала она. — Я, провожая
его, вручила ему кейс прямо в руки, а он кейс мне вернул и сказал, мол, пусть
пока останется здесь, мол, потом заберет при более подходящем случае.
Даня тупо уставился на меня. Похоже, для него это было открытием.
— При каком еще случае? — спросил он.
— При подходящем, — пояснила я.
— Так Витька что, не забывал, что ли, кейс? — прозрел Даня.
— Выходит, так, — подтвердила я и добавила. — Очень странное
поведение.
— Он вообще был очень странный, — оживилась домработница. —
Я даже Тамаре Семеновне хотела звонить, чтобы узнать, пускать ли его в дом.
— Да что в нем было странного? — неожиданно рассердился
Даня. — Мужик как мужик, обычный вид у него, пришел, две бутылки принес.
Домработница с осуждением посмотрела на Даню и
заговорщически мне сообщила:
— Пришел в темных очках, хотя на улице было темно, и не
знал, где здесь туалет, хотя утверждал, что в квартире не в первый раз.
Даня даже задохнулся от гнева.
— Да ничего здесь странного нет! — закричал он. — В очках
пришел, потому что ячмень был у него и глаз распух, а туалет где — забыл,
потому что Тамарка здесь все на европейский лад перестроила. Я сам ничего уже
здесь не найду. Скоро с путеводителем по собственной квартире ходить буду
Услышав про ячмень, я судорожно начала соображать. Всю память перерыла, но
ячменя там не нашла и бросилась звонить Розе.
— Роза, — спросила я, — был у Пупса ячмень?
— Ну-у, может, в детстве и был, — ответила она. — Я не знаю.
— Зачем мне его детство? — рассердилась я. — Вот сейчас,
недавно, был ячмень у него?
— А ты как думаешь? — в свою очередь рассердилась Роза. —
Что за глупый вопрос? У меня фингалы, это могу подтвердить, а ты Пупса видишь
каждый день, вот и скажи: был у него ячмень или нет? Сколько живу с ним, такого
не помню. Чирь на заднице был, а ячмень — никогда.
— И я так думала, — согласилась я с Розой.
— Не было у Пупса никакого ячменя, — сказала я Дане, кладя
телефонную трубку.
— А зачем же тогда он нацепил темные очки?
— Вот этого не знаю, — ответила я, собираясь идти домой.
Не успела и шагу сделать, как зазвонил телефон.
Домработница рефлекторно кинулась к аппарату, но Даня ее
опередил.
— Да, — гордо сказал он, — я поел, — и положил трубку.
— Кто это был? — спросила я.
— Тамара, — невинно сообщил Даня.
— Так почему же ты положил трубку? — возмутилась я. — Почему
не дал ее мне?
— Распоряжения не поступало, — пожал плечами Даня. — И ты не
собиралась с ней говорить.
— Нам всегда есть о чем поговорить! — рявкнула я,
направляясь к телефону.
Однако Тамара опередила меня, позвонив на мобильный.
— Мама, где тебя носит? — с ходу возмутилась она. — Ты
невозможная!
— А в чем, собственно, дело? — поинтересовалась я. — Что за
переполох?
Тамара и не подумала отвечать на мои вопросы. Она хотела
задавать свои.
