О, как я была права!
Простившись с Тамаркой, я тут же обзвонила всех, у кого мог
появиться Пупс или лжепупс. Под разными предлогами я просила держать Пупса до
моего прихода. Учитывая не совсем нормальное состояние Пупса, друзья моим
просьбам не слишком удивлялись, поэтому вопросов я получила мало. Больше всех
почему-то недоумевала Маруся.
— Зачем я его должна держать? — спросила она.
— Потому что он мне срочно нужен, — ответила я, не собираясь
посвящать Марусю в свои планы.
— Если он тебе срочно нужен, пойди к нему на работу. Роза
сказала, что он прямо весь сейчас там.
Я возмутилась:
— Тебе что, трудно Пупса задержать, если он вдруг придет к
тебе? Задержи и позвони мне на мобильный.
Я тут же примчусь.
— А зачем? — поинтересовалась Маруся. — Зачем я должна его
держать и почему ты примчишься? Старушка, как я это должна понимать?
— Как мою просьбу, которую ты должна выполнить
неукоснительно, если, конечно, хочешь, чтобы Ваня вернулся к тебе.
Это был наглый шантаж, но по-другому с Марусей нельзя.
— Хорошо, — сказала она, — можешь считать, что Пупс уже
задержан.
Глава 37
Будет ли нормальный человек равнодушен к неприятностям
друзей? Нет, конечно, нормальный человек не сможет оставаться равнодушным к
неприятностям друзей. Он захочет им помочь и не поленится поломать голову над
тем, как сделать это продуктивней. Если он к тому же еще и умный, от этого даже
будет польза.
Не призадумается ли нормальный человек, узнав, что на его
друзей все время кто-то покушается? Конечно, призадумается и будет искать то
место, откуда исходит опасность. Если он не полный идиот, то, возможно, эту
опасность он даже найдет.
Должна сказать, что я нормальный человек, хоть и не всегда
такой кажусь. Когда прострелили шляпку Розы, я насторожилась. Когда то же самое
произошло со шляпкой Тоси, я.., еще больше насторожилась.
Когда пострадала шляпка Ларисы, я.., многократно
насторожилась. Шляпка Маруси меня удивила и испугала. А шляпка Юли вызвала
массу плохих предчувствий.
И предчувствия меня не обманули, вот уже пострадали мои
шляпки. Сразу две, что не удивительно при моей бездумной готовности подставить
другу свое плечо, в данном случае — свою шляпку, ведь вместо Тамаркиной шляпки
прострелили мою. Тут уж поневоле задумаешься, что будет с моей головой. Не
огреют ли и ее вместо Тамаркиной?
Тамарке я выдвинула версию, что все шляпки были прострелены
заранее. Версия, которую я выдвинула Тамарке, сразу же теряла реальность, как
только речь заходила о моей голове. Кто знает, может, я права и с пулей
разыгран спектакль, а может, и нет, и в нас действительно кто-то стреляет, в
таком случае я подвергаюсь опасности.
Я преданный в дружбе человек и готова идти на всяческие
самопожертвования, но всему есть предел, даже Вселенной. Так неужели жизнь
потребует от меня такой беспредельной самоотверженности? Неужели заставит
подставить свою голову вместо Тамаркиной?
Это было бы обидно в первую очередь за саму же Тамарку. За
что тогда она платит своим телохранителям, если в ход уже пошла моя голова?
Слава богу, моя голова еще никуда не пошла, и я собиралась
предпринять все меры, чтобы остановить эти мерзкие преступления.
"Шляпки шляпками, — подумала я, — стрелы стрелами,
картины картинами, а у Розы сотрясение мозга, хоть и легкое. А это уже не
шуточки. Возможно, я бы не стала так уж сильно паниковать, когда бы мне
кто-нибудь мог гарантировать только легкое сотрясение, но может же быть и
тяжелое. Может быть, и…
Да. Это совсем уже не шуточки. Мозги порой имеют свойство и
покидать пределы черепа. Именно. Порой они имеют свойство выскакивать вообще,
что уж никак недопустимо. Мне совсем не хотелось раскидываться своими мозгами,
поскольку из всех моих органов мозги — единственный, которым я хоть как-то умею
работать. Остальные же органы просто никуда не годятся. Если у неумех из
задницы растут только руки, то, боюсь, у меня все оттуда растет".
Короче, я была охвачена страстью сохранить свои мозги,
какими бы они у меня ни были. Бабе Рае такое желание показалось бы странным,
потому что о моих мозгах она совсем нелестного мнения, но я-то сверх всякой
меры всегда ценила свои мозги, а потому понимала, что лучше меня их никому не защитить.
Поэтому, бросив все дела, я помчалась на работу к Пупсу.
К моей радости, он сидел в своем кабинете и корпел над
какими-то бумагами.
— Витя, — сказала я, — ты знаешь, что и Тосю уже по голове
огрели?
По его безумному взгляду я поняла, что Пупс что-то знает, и
продолжила:
— В отличие от твоей Розы Тося осталась в больнице, что
говорит уже о тяжелом сотрясении мозга. Учитывая логику предыдущих преступлений
и их последовательность — на очереди Лариса.
Пупс запаниковал прямо у меня на глазах, это давало надежду
на откровенный разговор, к которому я безотлагательно и приступила.
— У тебя неприятности? — прямо спросила я, рассчитывая на
легендарную честность Пупса.
Однако на этот раз честным быть Пупс не пожелал.
Он вообще не пожелал со мной разговаривать. Он испуганно
глянул на часы и нервно сказал:
— Я занят.
— Вижу, но дело, о котором хочу поговорить, не терпит
отлагательств. Ты понял? Могут быть жертвы, и я не хочу оказаться в их числе.
— Я занят, — стоял на своем Пупс.
Он был непробиваем. Я озверела.
— Ха! Ты занят! — закричала я. — А что прикажешь делать мне?
Сидеть и дожидаться, когда кто-то долбанет меня по голове?
— Не долбанет, — уверенно сказал Пупс.
Его уверенность почему-то не передалась мне, напротив, она
вселила в меня большие сомнения.
— Не долбанет? Почему ты так думаешь? — подозрительно глядя
на него, спросила я. — На каких основаниях зиждется твоя уверенность?
— Я принял к тому меры.
— Меры?
Мне стало смешно, так бывает в минуты крайних неприятностей:
вдруг ни с того ни с сего засмеешься тоненьким нервным смехом. С кем такого не
бывало, тот счастливый человек.
Пока я хихикала, Пупс, хмурясь, сказал:
— Можешь быть спокойна, я принял меры. Больше такого не
повторится.
Мой смех как корова языком слизала.
— Что-о? — зверея, завопила я. — Ты принял меры?
