Иван Федорович с хрустом почесал в затылке и спросил:
— Вить, я что-то не понял. Ты мне объясни: как суд узнает,
что твой начальник не сам подписывал? Подпись же его, настоящая.
— Очень просто, — сказал Пупс. — Когда директор уезжает, он
оставляет мне бланки с подписью, но тогда нет его подписи в специальном
журнале, который я веду. По этому журналу суд и узнает, что директор на месте
был, поскольку сегодня за его подписью уже несколько документов в журнале
проходило, а по этому договору подписи в журнале он не оставил, значит, я
самодеятельностью занимался.
Иван Федорович снова почесал в затылке:
— А что же делать?
Пупс — молодчина — пожал плечами. До чего же он независим!
Только что ему пообещали черт-те чего и в бок и всюду, а он им храбрый отказ.
Если бы каждый так давал отпор криминалу, в стране наступил бы рай.
«Пупс, так держать!» — мысленно из шкафа поддержала его я.
И он, словно меня услышав, даже совершил на верзил наезд.
— Если память мне не изменяет, — строго сказал Пупс, — был
договор, что я только ставлю подпись, остальное вы должны были взять на себя,
так какой с меня спрос? Давайте, устраивайте моему директору командировку. За
мной дело не станет.
Иван Федорович снова почесал в затылке и потянулся к
мобильному.
— Тут такое дело, — кому-то сказал он, — директор не
уезжает. Главбух обижается, говорит, что директора не он должен усылать. Что
будем делать?
По молчанию Ивана Федоровича несложно было догадаться, что
тот, кому он звонил, гнул тоже неплохие маты, иначе о чем так долго можно было
говорить?
Наконец Иван Федорович спросил:
— Когда?
Верзилы подались вперед. Видимо, их тоже этот вопрос очень
интересовал.
— В общем, так, — сказал Иван Федорович, пряча мобильный в
карман пиджака. — Подписание откладывается до четверга.
— Это значит то, что директор уедет в четверг? — спросил
Пупс.
— Именно это и значит, — подтвердил Иван Федорович.
— А как вам это удастся? — не унимался Пупс.
— Не твое дело, — поднимаясь и явно собираясь уходить,
пробасил верзила.
Второй верзила тоже встал со своего места и направился к
двери.
— Дельце ему заманчивое подкинут, — все же пояснил
Архангельский. — Ну, лады, Виктор, — сказал он. — Значит, в четверг на том же
месте в тот же час.
И он пошел к выходу.
— А куда мне деваться, — вздыхая, ответил Пупс.
— Хорошо, бля, что догоняешь, — хохотнул верзила. —
Подпишешь как миленький, бля, в четверг.
Пупс покраснел от негодования, но промолчал. Он устало
поднялся из-за стола, поплелся за верзилами и Иваном Федоровичем, чему я
порадовалась несказанно, собираясь воспользоваться его уходом и покинуть шкаф,
а затем и кабинет.
Однако чаяниям моим не суждено было сбыться.
Пупс, выпроводив Ивана Федоровича и верзил, не вернулся в
кабинет, а запер дверь на ключ.
«Вот это номер!» — поразилась я.
Мне совсем не улыбалось провести ночь в этом кабинете. К
тому же Евгений мог энергично не одобрить эту затею. Пока я лихорадочно искала
выход из создавшегося положения, зазвонил мой мобильный.
Тут только я вспомнила, что не отключила его.
Вспомнила и пришла в ужас. Трудно сказать, что со мной было
бы, зазвони мобильный минутой раньше.
Глава 39
Звонила Тамарка. Она уже побывала у Тоси и спешила
поделиться впечатлениями.
— Мама, ничего страшного, — сообщила она. — Тося, трусиха,
упала раньше, чем доска опустилась на ее голову.
— Не хочешь ли ты сказать, что Тося видела покушавшегося на
нее? — спросила я.
— Нет, она ничего не видела, просто реакцией
сверхчеловеческой обладает: падала вниз со скоростью, значительно превышающей
скорость падающей на ее голову доски, поэтому отделалась легким ушибом колена.
Хотя сотрясение мозгов ей не помешало бы — это единственный способ поставить их
на место.
Здесь я выразила свою солидарность под громкое одобрение
Тамарки.
— Мама, а ты где? — внезапно заинтересовалась она. — Ты
сегодня такого наговорила мне, что я подумала: а не посидеть ли нам за чашечкой
коньячка? Заодно и расскажешь про Пупса.
"Вот это да! — испугалась я. — Черти ее надирают.
То не допросишься, все занята она, а то сама предлагает, и
как раз тогда, когда я в шкафу сижу. А что это я здесь сижу? Уж и выйти пора
бы".
И я вышла из шкафа.
— Мама, ты что, оглохла? — возмутилась Тамарка. — Ты где?
— В кабинете, — не солгав, сказала я. — И освобожусь не
скоро.
— В каком кабинете?
— Тома, я потом все расскажу, а сейчас, хоть убей, не могу.
Тамарка приуныла.
— А как же Пупс? — спросила она. — Только что пересмотрела
все свои головные уборы… Ужас! Мама, ты права, дырок в шляпах наделали, не
поскупились.
Одно радует, что и у Тоси с Юлей та же петрушка. Так что,
Мама, надо срочно искать двойника, пока и меня по балде не огрели. Думаю,
второго удара моя голова не перенесет.
Если учесть, что первый удар я когда-то нанесла Тамарке
сама, можете представить, как мне хотелось поддерживать эту тему.
— Тома, боюсь, я была не права, — поспешила сообщить я. —
Пупс — это только Пупс, и нет никакого двойника.
— Как же нет? — забеспокоилась Тамарка. — А я уже всех
обзвонила, работу провела и пришла к тому же выводу: с арбалетом бегал не
Витька. И шляпки дырявил не он, и картины сшибал…
— Тома, ты не волнуйся, это он, — заверила я. — Ему проще
простого к шляпкам нашим подобраться.
Пока мы сплетничаем взахлеб, Пупсу только и остается, что
шляпки дырявить. Готова поклясться, что он чокнулся и на такое дело пошел.
— Почему ты так думаешь?
— Он сам только что мне признался. И Тосю огрел он. Я
спрашивала у его секретарши, он как раз в это время свой кабинет покидал и
целый час отсутствовал.
И вообще, с Пупсом тут очень темное дело, но пока я ничего
тебе сказать не могу. Ограничься пока только этой информацией.
— Мама, ты невозможная! Как могу я ограничиться после всего,
что ты мне сегодня наговорила? Ты бы смогла?
