И Пупс бросился к входной двери. Он отчаянно тряс дверь за
ручку, пытаясь ее открыть, но ключ-то был в декольте Маруси. Маруся во все
глаза уставилась на Пупса и тут вдруг поняла, что это не он.
— Да это же не Пупс! — завопила Маруся. — Это же прямо весь
не он!
И она всею собою пошла на двойника. Бедняга истерически
забился у двери и начал оседать на пол, прикрывая руками голову и поджимая под
себя ноги. Против Маруси он был пигмей. Пигмей дистрофичный.
Архангельский это быстро осознал.
— Маша, Машенька, Машулька, — побледнев, залепетал он.
Обхватив Марусю за талию, он пытался утащить ее обратно на
кухню, но у Маруси планы были свои.
— Так это он сбросил мою картину? — зверея, спросила она у
меня.
— Конечно, он, — подтвердила я.
— Ну, сейчас ему покажу! — надвинулась на лжепупса Маруся.
Тот затрепыхался под дверью, как попавший в силок зайчонок.
И я и Архангельский тоже изрядно струхнули.
— Маша, Машенька, — снова залепетал Архангельский, пытаясь
отбуксировать Марусю на кухню, но это было непросто.
Между ними завязалась борьба, за которой и я и лжепупс
наблюдали с огромным напряжением. Вдруг что-то звякнуло об пол. Я глянула и
увидела ключ, выпавший из декольте Маруси. Видимо, ключ этот до ее прихода к
Ване торчал в двери, а войдя в квартиру, Маруся по привычке закрыла дверь на
ключ, чтобы не сбежал кто-нибудь ненароком, и положила ключ в свое обычное
хранилище — в декольте.
Теперь этот ключ лежал на полу. Архангельский и Маруся были
слишком заняты, чтобы ключ заметить, а вот лжепупс проявил сноровку. Впрочем, я
тоже. Мы с ним одновременно поспели к этому ключу, едва не столкнувшись лбами.
Однако, к моей гордости, я оказалась ловчей и первой схватила ключ, за что тут
же и поплатилась. Лжепупс не стал миндальничать, он чем-то хватил меня по
голове, я взвыла, и мир померк.
Когда пришла в себя, то увидела переполненное состраданием
лицо Маруси. Она склонилась надо мной и капала крупными слезами.
— Ты жива еще, моя старушка? — спросила Маруся. — Хоть
скажи, ты прямо вся жива?
— Не прямо вся, а местами, — сказала я, безуспешно пытаясь
подняться с пола.
Лжепупса не было так же, как и ключа.
— Где этот мерзавец? — спросила я.
— Убежал, гад, — возмущенно сказала Маруся и погрозила своим
огромным кулаком.
Я воззрилась на Архангельского.
— Ваня, — с укором произнесла я, — как ты мог?
Как ты мог связаться с этим убийцей?
Архангельский смутился, но все же сказал:
— Кузя не убийца, Кузя парень неплохой, а это был розыгрыш.
Возмущение придало мне силы, с этой силой я на ноги и
вскочила.
— Розыгрыш? — завопила я. — А если бы он промазал? Если бы
он из своего арбалета промазал и вдолбил кому-нибудь в лоб? В лоб твоей,
скажем, Марусе?
— Да, мне прямо всей в лоб! — гневно подтвердила Маруся.
— Он не промажет никогда, — уверенно заявил Архангельский. —
Кузя такой мужик, у него первый разряд, а расстояние было смешное.
— Видели мы, какой он мужик, — возмутилась Маруся. — Под
этой дверью прямо сейчас навалялся твой мужик. Глянь, старушка, там хоть сухо,
— чисто риторически спросила Маруся и тут же продолжила:
— А перед этим в моем чулане прямо весь насиделся. Он же,
сволочь, на этом не остановится. Он же маньяк. Он же дальше пойдет всех по
башке лупить.
— Да не он же лупил, — ужасаясь, закричал Иван Федорович. —
Договора у нас такого не было. Зачем бы он лупил? Не он это, вы же слышали, он
сам сказал, что не он по голове лупил.
Маруся подбоченилась и проревела:
— Ваня, лучше не пудри нам мозги! Видела я, как не он по
голове лупил! Так кулаком хватил нашу старушку, что, думала, череп ее
расколется.
«Боже мой, — от ужаса теряя сознание, подумала я, — неужели
прямо так и влупил?»
Маруся, недолго думая, окатила меня водой и спросила:
— Ну как, старушка?
— Больше не надо, я жива, — поспешила сообщить я.
Тогда Маруся продолжила:
— И ты после этого, Ваня, будешь утверждать, что и Тосю не
он по голове шарахнул?
— Не он, — отступая на кухню, гнул свое Ваня.
— А если не он, так почему же Соньку — он? Бедная баба! Так
саданул: были бы у нее мозги, выскочили бы.
Изверг! Сделал свое дело и убег, а нам теперь мучайся с ней,
с полоумной? И как, Ваня, я верить тебе могу, когда в твоем присутствии дали
старушке по голове, а ты утверждаешь, что это не он?
Архангельский растерялся. Выглядел он уже задумчиво. Ушел
куда-то мыслью и бормотал:
— Не он, не он, не мог он, был другой договор…
— С кем договор? — спросила я.
— Со мной, — будто бы очнувшись, ответил Архангельский.
— Маруся, — украдкой подмигивая, сказала я, — здесь творятся
страшные дела. Вызывай милицию.
— Я не могу сдавать моего Ваню, — ответила Маруся. — Вызывай
сама.
Я вытащила мобильный и демонстративно начала набирать номер.
— Не надо, — закричал Архангельский. — Это глупо. Зачем ты
звонишь?
— Вызову ментов, пускай с вами разберутся, — пригрозила я. —
Можешь, правда, все мне рассказать.
Тогда и менты не понадобятся.
Архангельский вздохнул с облегчением.
— Зря шантажируешь, — с обидой сказал он. — Здесь и
рассказывать нечего. Как-то в пьяной компании бреханул один корешок, что таких
худых, как Витька-главбух, больше и нет на планете, а я возьми и ляпни, что
есть у меня знакомый один, который точная копия Витьки-главбуха. Ляпнул и
забыл, а время прошло, и заявился ко мне тот корешок. «Подзаработать хочешь?» —
говорит. А кто ж не хочет? Я вот квартиру купить хочу да забрать к себе Марусю.
— Ах ты мой мусипусик! — заворковала Маруся.
— Ты, глупая, не расслабляйся, — прикрикнула я, показывая на
свою голову.
— Успокойся, старушка, ты вне очереди прошла, — обрадовала
меня Маруся. — Зато теперь тебе ничего не грозит, а вот мне еще предстоит, и
кто знает, чем это кончится. Может, я прямо вся тяжелое сотрясение получу.
Архангельский озадаченно уставился на нас.
— Какое сотрясение? — нервно спросил он. — Вы о чем? Больше
не будет никаких сотрясений. Все. Мы выбываем из игры. Раз так, пускай сами
разбираются, а мне и денег никаких не надо.
