В долю секунды я приняла решение, что нет никакой необходимости раскрывать Анушке свои карты. Сразу накатит ощущение тяжести, какое бывает, когда плаваешь после еды. Я не пророню ни слова, чего бы мне это ни стоило.
– Это я, – воодушевленно ляпнула я. – У него роман со мной.
– С тобой? Ты хочешь сказать… menage a trois.
[29]
Но зачем?
Я пожала плечами.
– Это дает мне возможность поупражняться во французском.
Анушка брезгливо поморщилась.
– Это здорово, – продолжала я бойко развивать тему, раздосадованная ее неодобрением. – Теперь в моем распоряжении двое мужчин, которые могут чинить предохранители и менять шины у моей машины.
– Да, куколка, теперь твоя большая задница сводит с ума вдвое больше мужчин, – Анушка была сама строгость, ее опрокинутое лицо выражало только осуждение, словно я сообщила ей, что питаюсь сандвичами из тюленят.
– Расслабься. Мы не занимаемся сексом втроем в одной постели.
– Да? А зря. На простынях бы сэкономила, – заявила она не свойственным ей резким тоном.
– Почему женщинам, наслаждающимся своим куском пирога, так ненавистны женщины, которым этот пирог поперек горла? – злобно спросила я. – И что именно ты подразумевала под «большой задницей»?
Она небрежно убрала мою голову со своих колен, словно это был гнилой качан капусты.
– Просто это не очень красиво, Бекки.
– Да? А что женщинам дает «красивое поведение», а? – Я приподнялась на одном локте. – Нам до сих пор платят меньше, чем мужчинам. Вся домашняя работа по-прежнему лежит на нас. Энни, пора перестать вести себя красиво. Пусть это делают мечтатели, королевы и наследники голубых кровей, мать их.
– Красиво? – заверещала она, рванувшись к двери. – Я как раз решаю: отправить мне мужа сплавляться на плоту по горной реке, где он рискует получить серьезнейшую черепно-мозговую травму, или предпочесть дайвинг с акулами: защитный костюм вряд ли спасет его от акульих клыков. Так вот ты поступаешь не намного красивее, куколка! – сказала она с горечью в голосе.
– А задница у меня не такая уж и большая! – прокричала я ей вслед.
* * *
Джулиан тоже был не в восторге и не считал происходящее «красивым».
– В каком-то смысле я рада, что Кейт вошла в контакт со своей сексуальностью, – промурлыкала я.
Секс будил во мне великодушие. Нас занесло в гостиницу в Блумсберри с плюшевыми оранжевыми покрывалами на кровати, в двух шагах от закусочной «Жаровня в глуши».
Джулиан слегка ощетинился.
– Вообще она довольно теплая женщина.
– Теплая? – Я перекатилась на живот, чтобы внимательнее за ним наблюдать. – Ты имеешь в виду в постели?
– Нет… ну, да, в постели тоже, наверное.
Я постаралась придать голосу как можно больше безразличия.
– Правда? И как она?.. В постели?
– Что? – Джулиан возился с упаковкой кешью. – Ну, средне, знаешь.
– Средне… Да… Ну а я?
– Ты хороша, и сама это знаешь. Ой! – Он выронил пакет, и орехи разлетелись по акриловому напольному покрытию. – Послушай, давай не будем продолжать этот разговор.
Я взбила подушку.
– Итак, она средне, а я хороша?.. Но разве «хорошо» – не то же самое, что «средне»?
– Может, мы все-таки будем заниматься сексом, оставив Кейт в покое?.. Ты же первая о ней заговорила.
– Да нет, это ты начал. Молча. Потому что она все время у тебя на уме. – Джулиан не отрицал этого. Он отвернулся в сторону. – И перестань молчать в таком тоне.
– Она у меня на уме, потому что я никогда раньше не изменял. И вот до чего дошел: кручу роман с собственной женой. Мне тяжело быть донжуаном.
– Романчики не самое сложное. Вообще-то, это самое простое… – не подумав, ляпнула я.
Джулиан оглядел меня полным боли взглядом.
– Я знаю не понаслышке, каково, когда тебе изменяют, Ребекка. У меня было достаточно времени, чтобы свыкнуться, и это омерзительно, должен тебе сказать. Но теперь пришло время и Закери Берну узнать, что такое оксюморон.
– Ты про что?
– Я?.. Про женский образ мышления…
…И про свободу чувств, подумала я про себя, пока Джулиан рассматривал папку с судебным делом, за которое он недавно взялся. Он выступал в качестве обвинителя (с удивлением отметила я) какого-то несчастного таксиста: требуя оплаты проезда, он стал вырывать у пассажирки сумочку и случайно заехал ей по лицу.
– Полиция теперь у нас в друзьях, правда? – с сарказмом спросила я, прижавшись к его плечу. – Пройдет время, и ты начнешь отправлять людей на смертную казнь.
– Признаться, наша фирма получила предложение от правительства Тринидада – просят помочь обосновать смертные приговоры самым неприятным убийцам, – рассеянно ответил он. – Мы обдумываем это предложение. Разумеется, за большие деньги.
Мой живот напрягся. Что стало с психологически подкованным суперменом, борющимся за Правду, Закон и Справедливость? Заколдован. Вашей покорной слугой. И мне это далеко не льстило. Конечно, его пыл в постели – отдельная история, но без благородных намерений героем быть сложно. Боюсь, мой орел-правозащитник превратился в стервятника.
* * *
Период тайной страсти закончился быстрее, чем мы думали. Под дулом пистолета Кейт выудила из Джулиана чистосердечное признание. Что означало перемены в моей карьере.
– Знаешь, ты уволена, – выдала она, когда я появилась в офисе августовским утром. Я заметила на ее зубах жалкий след помады.
– Кейт, нам надо все обсудить…
– Я бы с удовольствием с тобой все обсудила, но сейчас у меня под рукой нет пакета, в который я могла бы проблеваться.
– Тогда не забывай, – предупредила я ее, забирая вещи со своего рабочего места, – что я могу быть очень опасной. А это значит, что вскоре я перейду к расстрелу своих коллег, начиная с небезызвестной голосистой австралийки.
– Плети свою херню кому другому, – складно оборвала она меня.
* * *
– Как насчет обеда с обессиленной подругой? – предложила я, когда часом позже Анушка открыла мне дверь.
– Ты не на работе, куколка? – осведомилась Анушка, запахивая кимоно.
– Хм… нет. Меня, ну… в общем, понизили.
– А, значит, Кейт прознала о твоих отношениях с мужем и вышвырнула тебя? – расшифровала она мой ответ.
– Мне не нравится выражение «вышвырнула». Для меня это скорее значит, что теперь я сама себе начальник. Ты бы посмотрела, как я сама к себе подлизываюсь! – Я скорчила восторженную гримасу. – Не очень-то выглядит.
