– Трамваи, говоришь… – тело Даши смерило тело дёргающегося Егора скептической линейкой. – На каждого из нас найдётся свой трамвай. Обычно он стоит в депо или на запасном пути, иногда ездит по кольцу, подобно «Аннушке», но крайне редко сворачивает с намеченного маршрута. А знаешь, как заставить трамвай покинуть накатанные рельсы?
– К-как? – тело Егора всё ещё не было уверено в наличии себя.
– Достаточно заправить его бензином, – тело Даши белозубо улыбнулось и доказало, что разговор окончен.
Егор выкурил три сигареты одновременно и съел извлечённые из кейса скукоженные «Биг-маки». Затем попросил у Даши прощения и посторожить его вещи, после чего отлучился на несколько минут. Вернулся он в более адекватном состоянии: подтянутый, загорелый, с живым, подёрнутым страстью лицом. Было очевидно, что пробежка до цирка на Цветном Бульваре и вокруг него пошла ему только на пользу.
– Ну всё, я готов. Кстати, ты никуда не спешишь? Может быть, я уже достал тебя своей болтовнёй?
– Если бы я спешила, то воспользовалась бы твоей отлучкой и ушла.
– И оставила мои вещи на растерзание лебедям? – тут Егор вспомнил про потерявшее хозяина портмоне и грациозно вздрогнул.
– А ты всё ещё цепляешься за вещи?
– Я?! – Егор ткнул в себя указательным пальцем. – Да ты что?!
– Я?! – отзеркалила Даша. – Да я так, просто спросила…
– Я чую, к чему ты клонишь. Вещи дарят людям ощущение того, что материальная жизнь вечна. Вещи не умирают, и люди, окружая себя вещами, создают кокон бессмертия. Таким образом, корень алчности – в страхе смерти.
Даша удивлённо сложила руки в молитвенном жесте и глянула на своего собеседника так, что он ничего не заметил, но почувствовал невероятное облегчение. До сих пор Егору казалось, что Даша просто издевается над ним, и он видел в её поведении только индюшистость женского начала, вечно обиженного мужской бесконечностью. Он, конечно, понимал, что сам ведёт себя как курица, но вот от женщины с тонкой ранимой душой он никак не ожидал подражания.
И вдруг что-то изменилось. Даша перестала осуждать его, и Егору стало легче на 15 килограмм.
– Тебе, кажется, стало легче? – сразу же осведомилась Даша.
– Да вроде и ты порозовела, – пошутил ответ.
– Вот и чудненько. Предлагаю перейти к классическим постановкам.
– Да что ты говоришь!
– Тогда, с твоего позволения, я процитирую некую старинную надпись на санскрите, найденную мной… в одной общеизвестной книге: «Обладая мною, ты будешь обладать всем, но жизнь твоя будет принадлежать мне. Так угодно богу. Желай – и желания твои будут исполнены. Но соразмеряй свои желания со своей жизнью. Она – здесь. При каждом желании я буду убывать, как твои дни. Хочешь владеть мною? Бери. Бог тебя услышит»
[3]
.
Егор вскочил с лавочки, оставаясь на ней. Если бы существовал предел его удивлению, то он бы сейчас шёл лесом.
– Боже, боже! Как ты смогла?! – прошептало тело одними губами.
– Телепатия – древнейшее из искусств, известных человеку. Но искусство эмпатии ещё древнее.
– Ты просто угадала, – Егор развёл себя в стороны и затем разочарованно зааплодировал. – Но всё равно хвалю! – он протянул Даше лебединую верность в виде пера.
– Зря хвалишь. Наш лирический герой растратил себя, – Даша откровенно погрустнела. – Ему больше ничего не оставалось, как… позволь мне ещё одну цитату: «Ровно в ту минуту, как середина между колесами поравнялась с нею, она откинула красный мешочек и, вжав в плечи голову, упала под вагон на руки и лёгким движением, как бы готовясь тотчас же встать, опустилась на колена»
[4]
.
– Так, а это что такое? Откуда? Причём тут это?!
– Притом, что она Аннушка. Теперь ты знаешь, в честь кого назван трамвай.
Егор всё-таки подпрыгнул, но для того, чтобы снова убедиться в своём здравом рассудке. Только это было вовсе не сумасшествие, которое заметно облегчило бы его будущую участь. Это был страх – липкий, змеиный и промозглый; он отчаянно задёргал за шею и склизким угрём проник в пространство между рубашкой и кожей. Егор поднял руки и что есть мочи возопил к небесам:
– Что это за место, чёрт возьми?!
Он вообще ничего не понимал. Деревья, едва покрывшиеся светло-зелёным опереньем, звенели, переливаясь, на зыбком ветру и кивали изумрудными ветвями в такт его непониманию. Смущённая и пространная гладь пруда, держащая на себе отражение небесно-голубого, совсем не рукотворного купола, отзывалась ласкающим шорохом на каждый его вопрос. Люди, голуби и скворцы, мельтешащие вокруг подобно бумажным самолётикам с намокшими крылышками, создавали ощущение огромной разучившейся стаи, лишённой своего вожака и направления. И Егор, подобно вороне-альбиносу, клевал по сторонам, пытаясь сопоставить совпадения и выстроить из них сковывающую ясное видение логическую цепочку.
– Возможно, это рай, – пояснила Даша, загнув большой палец левой руки. – И ты попал туда после столкновения с трамваем, не заметив перехода. Возможно, это сон, – Даша загнула указательный палец. – И я снюсь тебе после того, как ты спросил меня, что я читаю. Возможно, ты – персонаж книги… – Даша присовокупила к двум предыдущим пальцам средний. – Это значит, что всё окружающее – обычный бред авторского воображения. Возможно, это виртуальная реальность, вызванная твоим приёмом глюкогенных грибов или гипнозом, – Даша загнула безымянный палец. – Ну, или это та настоящая реальность, которую ты таковой считаешь.
Даша на мгновенье сжала изящную ручку в кулак, а затем вновь превратила её в чистую ладонь.
– Да, и как же мне теперь быть? – всё ещё ужасался Егор.
– Я предложила тебе не одно объяснение, а целых пять. Выбирай любое, это всё равно ничего не изменит.
– Но почему тут столько совпадений? Аномальная зона? Психотронное оружие? Я всегда подозревал… – Егор вытянул указательный палец вверх и ткнул им в потолок. – Я всегда подозревал, что у этих Прудов не всё в порядке с головой!
– Простейший принцип, известный ещё мудрецам Китая эпохи Ся, гласит: «господин – раб своего раба». Веками… – Даша, будто мартышка-художница, закрутила кистями рук. – Веками люди не могут его понять! У меня такое впечатление, что мы добровольно обрекаем себя на любое рабство, лишь бы побыть хозяевами. А поскольку ни один человек в здравом уме не променяет свою свободу ни на что, складывается впечатление, что этот грандиозный план распада цивилизации, маскирующегося под прогресс, совершенно разумен и правилен. И при этом многие отдельно понимающие индивидуумы тыкают всех остальных носом в пропахшую потом шагреневую кожу, и с каждым тычком кожи всё меньше, а любопытствующих носов всё больше. И вот ты меня спрашиваешь… – Даша погнала волну на внимательно слушающего Егора. – Мол, откуда же столько совпадений? Дело в том, Егорушка, что книжная реальность не имеет ничего общего с книжной реальностью. И если кто-то написал про даму, желающую узнать, каково это – сунуть любопытный нос в старый шкаф – то непременно такая дама и все её скелеты встретятся в ближайшем будущем.
