Андрей, подавленный виденным, не возражал.
— Больше, говорите, у него родственников — нет? Одной жены хватит! Да и вы пригодитесь.
И Андрею пришлось сообщить обо всем Алле. По телефону, иначе было тяжело.
Ксюша тут же подъехала к сестре. Алла давно уже жила на своей квартире, от явлений не осталось ни следа, ни тени.
— Ты знаешь, Ксеня, — Алла говорила вся в слезах, лежа на диване, — мы же так любили друг друга. Да, были всякие несхожести, нелады в житейском, странности. Но он был редчайший человек, трудноопределимый какой-то. Но со скрытым ядром. С ним было тяжело. Но я и сейчас люблю его, несмотря на то что он от меня почему-то сбежал, скрылся или его скрыли… Люблю с болью.
Ксюша заплакала.
— Люди мы, люди, кругом одни люди, — невнятно бормотала она.
— Знаешь, недавно, еще в этом году, мы шли с ним по Тверской, он чем-то меня глубоким невольно обидел, раздражил, и я спокойно сказала: ну ладно, ты устал, поезжай домой, а мне еще надо съездить к сестре… Он как-то далеко задумался и вдруг тихо произнес: «До свиданья, друг мой, до свиданья». Каждый русский знает эти строки и знает, что это значит. И он произнес их не отчаянно, а с каким-то глубоким пониманием всей этой жизни… Я сначала ничего, а потом в метро внезапно стало тяжело на сердце, и все это, и как он сказал, с неким скрытым знанием о нашей жизни, о любви, и еще с чем-то необъяснимым, пронзило меня и долго не выходило из моей памяти… И вот теперь почему-то все время вспоминается это, и не могу, льются внутренние слезы, и всю эту нелепую жизнь жаль, и его, его жаль до безумия, до…
Так они провели ночь, наутро уснули.
Днем Алла поехала в морг с Ксюшей. Взглянула мельком, так было страшно.
— Конечно… он, — сказала.
И Алла тут же заметила, что почему-то улыбнулся пожилой человечек из морга. «Сумасшедший», — подумала она, посмотрев на него.
Надо было всех оповещать и организовывать все прощание, как и положено. Сначала гражданская панихида, потом церковь, потом могила. Все это надо было решать быстро. Но Андрей проявил невероятную истерическую энергию, пытаясь в ней забыться.
Алла же первым делом позвонила Лене Дементьевой.
Лена ответила коротко и неожиданно:
— Что-то мне в это не верится. Но потом добавила:
— Аллочка, я во всем помогу, как скажешь. И деньгами тоже. Даже не думай об этом…
Но пока хватало Андрея. Дядя Валя, конечно, пропал. Но на работе Станислава все откликнулись как надо, а многие — по душе.
— Какой он был замечательный программист, аналитик к тому же и прежде всего! — заявил директор этого предприятия. — Прежде всего — аналитик!
И закончил:
— Гражданскую панихиду подготовим на все сто процентов. Презренный металл не жалеть. Траурное объявление должно быть у всех на виду, прямо у входа в наше здание.
Ксюша тоже подключилась, и Толя хоть и работал много, но кое-что успевал. Алла сообщала ему:
— Батюшка оказался очень хороший, все понимающий. Я ему рассказала о Стасике более или менее, он ссылался на бесов. Их действительно всегда было полно. Рассказал об особых молитвах…
На кладбище тоже отнеслись с пониманием. Подготовили и машину — сначала на работу, на гражданскую панихиду.
Началось все невиданно тоскливым днем. Все вокруг серело и покрылось туманом. За телом на похоронном автобусе поехали только Алла и Андрей да какие-то рабочие. Все остальные ждали там, где должна была быть гражданская панихида.
Надо было оформить бумаги и скорее забрать труп.
Оформитель, сонный, как медведь, долго рылся в бумагах. Так что Алла и Андрей стали терять терпение.
Вдруг сонный этот мужик поднял лицо от бумаг и брякнул:
— Таких трупов нет!
Аллу взбесила такая кафкианская тупость:
— Да мы же совсем недавно у вас были и тело смотрели. И записи, паспорт его — все было! Какой-то кошмар, Андрей! — воскликнула она. — Найдите, мы будем жаловаться!
Сонный опять стал искать.
— И потом, почему вы все время говорите «труп», — разозлилась Алла.
— Надо говорить «тело».
— Тело — это когда живое, — вдруг раздался из угла тихий смрадный голосок. — А труп — когда мертвое.
Алла обернулась.
— А, это вы, — сказала она. — Вот этот человек тоже знал о нашем покойном и звонил брату о нем.
Человек с тихим смрадным голосом на этот раз только улыбался и молчал. Улыбался широкой, мертво-значимой улыбкой. «Такое впечатление, что этот кретин знает о жизни и смерти — все».
— Его зовут все-таки Соколовым, — поднял голову сонный чиновник смерти.
— Да вы ищите, ищите скорее, а не спите, — вспылил Андрей. — Нам ехать надо быстрей на панихиду! Нас ждут много людей! Нашли место, где спать!
— А его зовут Карпов, — опять из угла этот голос, как у крадущейся невидимой твари.
Карпов поднял неестественное в чем-то лицо:
— Никаких таких значимых нету. Нефедова Станислава Семеновича — у нас нет. Нет записи, нет паспорта. Ищите где-нибудь еще, копайте, но только не у нас.
Андрей впал в ярость.
— Но вы-то, вы-то нас помните?! — обратился он к жавшемуся к стене Соколову. — Подтвердите это и ведите нас к телу, в конце концов.
— Какой-то кошмар! — взмолилась Алла. — Если запись затерялась, мы опознаем опять.
— Да кого опознавать-то, — опять стал улыбаться Соколов. — Чертову бабушку, что ли? Я вас двоих, к примеру, первый раз вижу.
Алла и Андрей оцепенели. Это уже было слишком. Есть же предел человеческому восприятию. Где они находятся вообще? В предсмертном сне, или просто мир стал неузнаваемым?
Холодный пот выступил на лбу Аллы, и сердце, родное сердце, забилось так истерически, как будто оно попало в тюрьму.
Она беспомощно взглянула на Андрея.
Тот подошел к Соколову и схватил его за горло:
— Ты что же, тварь, с ума сошел?! Ты нас не узнаешь?!
Но тут же раздался свисток. Это засвистел сонный оформитель, Карпов. Вбежали какие-то санитары. Андрей не растерялся, предъявил членский билет Союза журналистов и потребовал начальство.
Алла молча стояла, прижавшись к стене, теряя представление о том, в каком из миров она находится здесь.
Пришел начальник, в белом халате, толстоватый, но выглядел он сонно и замученно.
— Нас ждет машина. Ждут сотни людей — скоро начнется гражданская панихида. Потом церковь, кладбище. Все ждут, — стараясь быть спокойным, начал Андрей. — Где тело?
