«Вот-вот. Нет в вас благоговения, лишь желание все пощупать и во всем разобраться. Зачем вам Бог?»
— Минуточку. Бог или есть, или Его нет.
«Для кого-то есть, для кого-то нет. В зависимости от категории, к которой относится человек».
— И много их, этих категорий?
«Всего две. Есть люди, которым хочется все понимать. И есть люди, которым понимать не хочется, а хочется верить. Верить можно лишь в то, что понять невозможно. Понимать можно лишь то, что не требует веры».
— Я, очевидно, принадлежу к первой категории. Стало быть, мне Бог не нужен? — уточнила Анна.
«Стало быть, так».
— Но вы-то есть. Я вас вижу, говорю с вами. Если вы не Бог, то кто?
«Тот, кто вам все объяснит, чтобы стало понятно. Иными словами, Преподаватель».
Этот разговор нравился Анне все больше и больше. Не мешало даже то, что собеседника как такового не было. Беседовать со светящимся облаком уж в любом случае интересней, чем распинаться перед аудиторией тупоумных акселератов.
— Но преподаватель перестает быть таковым, когда передаст ученику всю сумму знаний.
Ну-ка, что Облако ответит?
Облако ответило:
«И я перестану».
А, вот в чем засада, сообразила Анна. Знания, которыми обладает это Существо, настолько обширны и сложны, что для их постижения мне понадобится бесконечность.
«Ничего подобного, — тут же услышала она. Очевидно, не имело значения, говорит ли она вслух или просто думает. — Объяснение много времени не займет. Поскольку вы сами преподаватель, я воспользуюсь близкой вам системой терминов и понятий. Посмотрите вон на то здание. Будем считать, что это школа. Или, если угодно, университет».
Анна оглянулась и увидела, что серое здание, к которому она шла, действительно очень похоже на учебный корпус сталинской архитектуры. Нечто вроде химфака или физфака МГУ: с декоративными колоннами, широкими ступенями и какими-то монументальными скульптурами. Рассмотреть детали мешала туманная дымка.
«Это Университет Вселенной, факультет Замкнутых Самостоятельно Организующихся Систем, на студенческом жаргоне „Засос“.»
— Вы хотите сказать, что Земля и ее обитатели — это «засос»? — с некоторой растерянностью улыбнулась Анна.
«Да, один из многих».
— И вы преподаватель этого факультета?
«Что вы! — чуть колыхнулось Облако. — Я всего лишь студент. Причем далеко не отличник. Земля — моя курсовая работа за прошлый семестр. Нужно было создать и запустить самообеспечивающуюся систему, где все будет продумано и предусмотрено с максимальной точностью. Потому что впоследствии исправить что-либо уже очень трудно… Получилось так себе. Если перевести на вашу систему оценок, общий балл — трояк».
— Трояк?! — Анне стало обидно за зеленую планету и ее бедных жителей. — Это несправедливо! Земля такая красивая!
«Да, по „Ландшафтному дизайну“ у меня пятерка, — горделиво зазолотилось Облако, но тут же потускнело до серебра. — Правда, это единственная отличная оценка. За несбалансированность климатических условий незачет. По зоологии выговор, за слишком игривое воображение с элементами хулиганства. Ну, а по предмету „Превалирующий вид населения“ вообще назначили пересдачу…»
— Ну и правильно сделали, — строго заметила Анна. — Лучше нужно было рассчитывать. Такой, извините, бардак развели!
«Вот вы и перестали разговаривать со мной как с Учителем. Это значит, что теперь вам уже все ясно. Можно переходить на иной уровень отношений».
Она насторожилась:
— На какой?
«Равноправного и взаимовыгодного сотрудничества, — внезапно заговорило Облако языком мидовского протокола. — Мы можем друг другу помочь. Вами, как вы сами могли убедиться, владеют два непреодолимых желания…»
Когда это я в этом убедилась и что за желания такие, хотела спросить Анна, но ответ на первый вопрос нашла сама: когда мелькали картинки из прошлого. А на второй вопрос ответило Облако:
«Ну как же. Нежелание жить и жажда материнства. Разве не ясно?»
— В-во-первых, не ясно, — от неожиданности заикнулась она. — А во-вторых, если и так, разве это вещи совместимые — иметь детей и при этом не жить?
«Нет ничего проще. А откуда, по-вашему, берется сырье для наших курсовых? Из душ вроде вашей. Сами же сказали про это бармену. Только мужчины предпочитают стать звездами. Им нравится блистать и освещать. А хорошие планеты получаются из женщин. Они альтруистичней и щедрее. Понимаете, мне для пересдачи очень нужна приличная планета. Вроде Земли. Я назову ее Анной, обещаю! Сначала там не будет ничего, кроме воды и атмосферы. Потом, как положено, появятся микроорганизмы. Это будут ваши первые дети. Не успеете оглянуться, поплывут рыбы, полетят птицы, возникнут прекрасные острова, белоснежные отмели, коралловые рифы. Получится лучше, чем в прошлый раз, честное слово! Я ведь уже многому научился!»
— У меня есть выбор? — подумав, спросила Анна.
«Выбор есть всегда. И вы свой давно сделали».
КАРТИНА ПОСЛЕДНЯЯ
Если б я была художницей, я бы написала такую картину.
Ночь. По пустой дороге идет женщина. Идет медленно и неуверенно, во-первых, потому что ей почти ничего не видно во мраке, а во-вторых, потому что она беременна. Я бы нарисовала перевернутого вниз головкой младенца, чей силуэт просвечивает сквозь ее чрево. Это девочка.
Кажется, будто женщина на холсте совсем одна, но если присмотреться, оказывается, что это не так. Путницу оберегает призрачное сияние. Оно шепчет (если б я была художницей, мои картины умели бы издавать звуки): «Осторожней, осторожней». Дело не только в том, что на дороге рытвины и ухабы, где можно споткнуться. Есть и глубокие трещины, отливающие багровой подсветкой. Из одной высовывается хищное рогатое рыло. Из другой доносится жалобный женский плач.
Путница идет через темную равнину, на дальнем краю которой сияют огоньки чудесного города. Он прекрасен и, судя по радужным бликам, населен веселыми и беззаботными людьми, но женщина в ту сторону не смотрит — ей довольно света, согревающего ее изнутри.
Это изображено внизу, а весь центр и верхняя часть полотна заняты ночным небом. На первый взгляд это кромешная, безысходная чернота, которая не внемлет Богу, и никакая звезда там со звездою не говорит. Однако, если зритель обладает терпением и острым зрением, он увидит, что небо не так уж пустынно. В одном его конце движется (мои картины не только звучали бы, но еще и двигались) крошечный золотистый лучик — это ангел. Навстречу ему, с другого конца, летит крылатый лев. А если приглядеться совсем внимательно, то очень высоко, под самой рамой, можно различить далекую планету, мерцающую тусклой голубизной. Но что на ней происходит и происходит ли что-нибудь вообще, нам не видно.
