— Иллира, — позвал жрец, не обращая внимания на остальных.
Удивленная, девушка опустилась перед ним на колени: власть жреца была реальной, хотя бога его и не существовало больше.
— Как ребенок?
Она покачала головой, забирая Артона из рук Даброу.
— Все так же. Дышит, но и только. Откуда вы узнали? И почему вы здесь?
Молин издал сардонический смех.
— Обычно я не отвечаю на подобные вопросы. Я знаю, потому что взял за правило знать все, что происходит в Санктуарии, чтобы находить возможность управлять городом. Ты ходила в гарнизон. Ты сказала, что твоего сына «забрали». Ты говорила о духах и Боге-Громовержце, но не упомянула Вашанку. Ты хотела, чтобы твой брат расправился с алтарем, но всем остальным собиралась заняться сама. Говорят, у тебя есть легендарный Дар С'данзо, и я хочу знать, что именно ты Увидела.
Жрец, похоже, не удивился, когда Иллира в ответ лишь отчужденно уставилась в пол.
— Что ж, в таком случае позволь убедить тебя.
Ласково взяв за руку, он повел ее к крытому портику, где уже сидел ворон. Даброу поднялся было, чтобы последовать за ними, но двое немых из храма, вооруженные тяжелыми копьями, убедили его остаться вместе с детьми.
— Никто не предавал тебя, Иллира, и не предаст. Когда Уэлгрин рассказывает мне детали, он не видит всей картины целиком. Но ты.., я думаю, картина, которую видишь ты, даже полнее, чем моя. У тебя есть Дар, Иллира, и ты Видела Бога-Громовержца, ведь так?
— У С'данзо нет богов, — смущаясь, ответила девушка.
— Да, но, как ты сама призналась, что-то коснулось твоего сына. Это что-то связано с уже известными богами?
— Не с богами, с духами богов — гискуремами.
— Гискурем? — Молин со всех сторон обсосал это слово, и ворон тоже попробовал его на клюв. — Духи? Демоны? Нет, не думаю.
Вздохнув, девушка отвернулась, но заговорила громче, чтобы жрец услышал то, что до него не слышал ни один сувеш.
— Мы видим как будущее, так и прошлое. Люди сами творят богов. Если есть нужда в них или надежда на них, сначала появляются гискуремы, а потом боги — когда больше не остается нужды и надежды. Гискуремы похожи на людей, иногда в качестве их призываются демоны, и только когда они наполняются нуждами и надеждами всех людей, они становятся по-настоящему богами — существами более могущественными, чем люди и демоны. У народа С'данзо нет нужды в богах, поэтому мы и не вызываем гискуремов.
— Значит, Вашанка — не сын Саванкалы и Сабелии. Он — надежда и нужда первых битв, в которых сражались древние ранканские племена? — рассмеялся чему-то своему Молин.
— В определенной степени, да. Как правило, именно так и происходит, но трудно проследить прошлое настолько далеко, особенно в отношении такого бога, как Вашанка, — попыталась смягчить свое заявление Иллира. Ведь человек этот был жрецом Вашанки, и не стоило рассказывать ему о жизни и смерти его бога.
— Я полагаю, заглянуть в будущее проще. У моего бога сейчас не лучшие времена, не так ли, С'данзо? — голос Факельщика прозвучал резко, заставив Иллиру обернуться и посмотреть ему в лицо, хоть она и знала, что это чревато бедой. — Не притворяйся, С'данзо. Возможно, у тебя есть Дар, но я не был там. Вашанку вырвали из пантеона. Там сейчас властвует Ильс, но не думаю, что он и его семья смогут заполнить пустоту, оставшуюся после Бога войны. А ведь пустота есть, не так ли? Надежда? Нужда? Ранканского Бога-Громовержца, Бога Войны, Творца побед больше нет.
Кивнув, Иллира затеребила бахрому шали.
— Думаю, прежде такого никогда не случалось. Он менялся, рос, даже когда его заманили в ловушку и изгнали. Над Санктуарием словно натянута огромная сеть, жрец; она существовала еще до изгнания Вашанки, она есть и теперь. Многое нужно Увидеть, чтобы все стало понятно.
Иллира говорила с Молином как с обыкновенным клиентом, и на какое-то время тот оказался заворожен ею.
— Сколько надежды потребуется, С'данзо? Сколько нужды?
Может ли бог одного народа незаконно присвоить себе поклонение другого?
Казалось, жрец забыл про существование гадалки; сунув руку глубоко за обшлаг рукава, он достал лакомство для ворона, который послушно сел ему на руку. Когда Молин продолжил, его голос звучал спокойно.
— Я прибыл сюда вместе с принцем, собираясь воздвигнуть храм, когда в Рэнке только и говорили, что о войне с нисибиси, — неподходящее время для жреца-зодчего, который предпочитает закладывать фундаменты храмов, а не рыть подкопы под крепостными стенами. Все пошло наперекосяк. Внимание Вашанки должно быть привлечено к северу, войнам и армии, но Он был здесь почти все время, и этого я не понимал никогда.
Война приняла затяжной характер. Войска деморализованы, ропщут, бунтуют Император зверски убит вместе со всей своей семьей, и моей тоже — кого только смогли найти. Теперь войну ведет Терон, но положение стало еще хуже, и вовсе не потому, что новый император плохой полководец, а потому, что во всеми забытом захолустье Империи изгнан ранканский бог.
Санктуарием — этой помойной ямой Империи — досталось руководить мне, потому что никто больше не заинтересован в нем и не способен на это. Храм мой так и не был воздвигнут, а мой принц, единственный законный наследник трона Империи, живет без забот, хотя город заполонили тысячи бейсибцев, не считая змей, которые собираются ждать здесь вместе со своей императрицей, своим золотом и омерзительными обычаями, пока их богиня соблаговолит пошевелиться, чтобы принести им на блюдечке победу в войне, которую они сами не смогли выиграть у себя дома!
Он снова повысил голос, чем напугал ворона, который тут же клюнул кормящую его руку между большим и указательным пальцами.
— Я понял, что мне уже не суждено возвратиться назад, — продолжил жрец уже тише и стал перевязывать ранку, оторвав кусок ткани от рукава. — Точнее, я был вынужден признать, что Санктуарий — одно из самых забытых мест, созданных Творцом, — останется моим домом до самой моей смерти. Неосуществима моя мечта мирно скончаться в храме, в котором я родился.
Для С'данзо много значит Родина? Я родился в храме Вашанки в Рэнке. Моя плоть неразрывно связана с ним. Все части моего тела: глаза, сердце, внутренние органы — все, что я получил при рождении, — плоть от плоти храма и принадлежат ему. Гляди — птица клюнула меня, течет кровь, и на этом месте вырастет новая кожа. Кожа Санктуария, Иллира. Этот город для меня всегда останется лишь малой частицей, но для тебя — разве Санктуарий не внутри тебя, пусть ты и рождена С'данзо?
Жрец протянул ей руку, чтобы она посмотрела на его рану, выложив перед ней все аргументы, будто бы убеждал самого императора. Глаза их встретились.
— Иллира, если ты не поможешь мне, я не смогу помочь Санктуарию, а если я не смогу помочь Санктуарию, не будет иметь значения, спасешь ли ты своего сына. Используй свой Дар, посмотри вокруг. Есть надежда, нужда, есть огромная пустота там, где правил Вашанка.
