А Марфа, погруженная в заварушку своих собственных чувств, не выдержала долгого молчания соседа. Спросила, чему он ухмыляется.
– Тут чайник пришел с улицы, пнул твоего шефа… Я не видел, то ли в пах, то ли по ноге. Это болезненный удар, – с явным удовольствием объяснил Дубинин. – Посмотри, как все оживились. Драка возбуждает.
И внезапно он сам оживился, вскочил, замахал рукой кому-то. «Сюда! Сюда!» Мурат обернулся. В зал протискивалась чета Медяковых. Для них берег слышащее ухо? Сосредоточенные на поиске места, супруги не сразу заметили дубининское приглашение, и он, всегда такой сдержанный, почему-то суетливо выкрикнул их имена… Развернувшись к ним, заслонил Марфу своей широкой спиной…
Мурату, чтобы не пропустить ничего важного, пришлось наклониться вперед. Неужели Марфа так его любит, что и это стерпит?
Медякова все что-то говорила. Мурат не расслышал, но догадался: сообщила, что согласилась про Дубинина написать… Из-за чего еще его лицо так расправилось, посветлело…
А собрание уже шло своим скучноватым ходом, который Дубинин время от времени комментировал вслух. Балагурил все в том же шутливо-похвальном духе. И Марфа не выдержала, сорвалась. Знакомо… Вот так же терпит, терпит какого-нибудь дурака-визитера, а потом вдруг правду-матку ему в лицо и выложит. Глаза горят, щеки раскраснелись…
Гневным шепотом выкрикнула, глядя прямо перед собой – в никуда смотрела, а не на Дубинина:
– Мне больно… ты пренебрегаешь мной как женщиной и ведешь себя со мной как с конторским функционером… Чужим… Это неаристократично – выносить за скобки человеческие отношения! Ты роняешь себя… Господи, как хочется вон отсюда!
Птица в клетке… Не надо было вглубь забираться!
Все на них обернулись… И тут всегда такой невозмутимый, спокойный Дубинин задергался. Подскочил прямо со своего места: «Что? Что! Я не слышу! Сядь слева!»
Марфа сердито качнула головой, тогда он резко развернулся к ней левым ухом, но она не повторила на бис свое выступление, а молча полезла в сумку, оторвала клочок бумаги – громко вышло, опять несколько человек обернулось на шум – и стала быстро на нем что-то писать.
Писать, зачеркивать.
Прочитала, шевеля губами, скомкала листок и сунула его в сумку.
Больше они друг на друга не смотрели. А ведь еще целый час просидели рядом.
Когда заседание кончилось и все встали с мест, Марфа все-таки открыла рот, сказала Дубинину: «Я ухожу, давай попрощаемся».
«Уходишь?» – бездумно и безразлично к смыслу вопроса повторил он и вежливо так посторонился, чтобы пропустить даму вперед.
А куда ей идти? В дверях затор. Все рвутся наружу, к накрытым столам.
Но видимо, стоять за его спиной тоже несладко, и она пошла назад, чтобы через другой ряд пробраться к выходу.
А Дубинин, не торопясь, как ни в чем не бывало спустился в банкетный зал. Набирая на тарелку разных вкусностей, направо-налево добродушно советовал попробовать рулетики из баклажанов с ветчиной и сыром. Сам ел с аппетитом… Под стопку «Абсолюта» ласково поговорил с Муратом о следующем контракте.
Не подумаешь, что рядом с ним только что разыгралась такая буря…
Глава 34
С первого ряда, который студенты занимают, только если больше сесть некуда, на Филиппа слишком внимательно смотрела женщина. Вроде бы незнакомая? Немолодая… Кожа под глазами уже пошла морщинами, тело небогатое… Английский костюм и водолазка, подпирающая острый подбородок, – как шлагбаум на пути у мужских мыслишек… Какая-нибудь доцентша собирает материал. Что запомнит, то и напишет в своей статье. Теперь ведь с университетских преподавателей требуют научных публикаций. Плагиат… Пусть…
Но после лекции доцентша не смылась потихоньку, как другие, а подошла к Филиппу:
– Не узнаешь?
Господи, нет для него неприличнее вопроса. С детства отвратительная память на лица. Стеснялся, стеснялся, а потом стал взбрыкивать.
– А должен? – устало спросил он. Выложился же на лекции.
Увы, должен был… Черт, не узнал! Сильно постарела однокурсница. Замуж так и не вышла, детей не завела…
Да, именно она незадолго до диплома зазвала его к себе в сталинский дом на Земляном Валу, доверилась без выпендрежа и, за отсутствием в тот момент реальных соперниц, продержалась рядом около года. Отношения скопытились еще до появления Марфы. Сама же объяснила то, о чем двадцатидвухлетний любовничек по беззаботности и не задумывался: «В тебе одна чувственность, никакой чувствительности… Наверное, тебе нужен кто-то получше».
Оказывается, не бывает законченных романов…
Дома Филипп уже был в полном порядке. Один, совсем один. Накропал страницу – можно расслабиться, отвлечься, музыкальный центр оживить, нажав на серенький пульт. И до Марфы рукой подать – черный «Сименс» лежит рядом.
Но лучше не звонить лишний раз в контору. При Мурате она все равно не может говорить с полной свободой. Да еще вдруг застанешь ее растерянную душу врасплох: все-таки ждет-то, наверное, дубининского звонка. Столько будет надежды в ее приглушенном «алло», а это всего-навсего он.
Умерим эгоизм, а наш кайф – он всегда впереди. Надо только встретить Марфу у метро, перетерпеть ее первоначальную опечаленность, аккуратными вопросами вывести наружу и обезвредить мелкие текущие огорчения.
Но ее хроническая грусть… Она никуда не девается.
Как это лечится? Пробовал даже изучить на себе, прививал-прививал себе душевный недуг, а все равно остался здоровым и в основном счастливым человеком.
Стоило Филиппу погрузиться в негу – как тревожно запищал телефон, а потом затараторил в ухо голосом свояченицы. Мария… Привет на горке!.. Хорошо, хоть не прямо в дверь звонит, а с вокзала. Через час будет.
Есть чем ее накормить?
Конечно, есть. Марфа утром хачапури понаделала, как будто в расчете на незваную гостью.
…Широкое ватное пальто перегрузило вешалку, гвоздь прогнулся, и хлипкое сооружение рухнуло бы, пришибло обоих, но Филипп успел прижать стойку к стене. Лишь рядом с Марфой он всегда так неловок…
Дорожная сумка свояченицы, вроде и невеликая, заполнила прихожую наполовину. Заметив, как много пространства ей требуется, Мария поспешила успокоить насчет времени:
– Я только переночую. Завтра утром в Париж отправляюсь.
Филипп повеселел:
– Ну ты даешь! Молодец! Давно пора.
Не дождавшись новых вопросов, Мария продолжила самоотчет:
– Еду в христианский тур. Автобусом по Европам. Махнула рукой на все. Пусть мои там перебиваются как хотят. Я теперь живу по высшим законам. Не то что Марфа. Она так и прохлопотала всю жизнь, служа только семье.
Не только…
Этого вслух Филипп, конечно, не сказал.
