Во-первых, память вышколена, а потому стопроцентно точна. Дюжина предыдущих удачных сборищ укрепляют уверенность… Без напряжения вспоминаются те, кто, например, был на первом, кто не пришел на второе и не отзвонился… Главное: никаких обид, никакой ни на кого злости, ни к кому ревности. Каждое такое чувство и сталкивает на ступеньку вниз, в направлении геенны огненной, и затуманивает, загрязняет реальную картину происшедшего, а уж память начисто отшибает. На первый план в любой ретросцене выбегает тот, кто заставил страдать, он и заслоняет остальное, может, жизненно главное для тебя.
Не своди счеты с прошлым, безнадежно предъявлять вексель хоть и только что минувшему: его не оплатят.
Для безукоризненной организации достаточно сообразить, сколько человек можно позвать, чтобы не было неудобной толчеи, и сколько нужно, чтобы не возникало ощущение сиротства. Двадцать – минимум, тридцать – верхний предел.
Во-вторых, не хочется никакого ранжирования гостей. Любой перечень линеен. Кто-то будет в его начале, кто-то в конце…
Ева терпеть не может всякие ВИП-зоны. Они хорошо ей знакомы. Попадала туда в разгар своей бизнес-жизни. Впервые это случилось во французском посольстве в День взятия Бастилии. Их великая июльская революция, День с большой буквы, который блюдущие традиции французы, в отличие от нас, не отменяли.
Еву тогда провели в стеклянный зальчик, похожий на аквариум внутри летнего парка, откуда она с тоской поглядывала на знакомых и незнакомых ей французских дипломатических чиновников, на Матюшу с Линкой, на Эрика, на Игумнова, которые свободно переходили от стола с сырами и Эйфелевой башней, построенной из сухофруктов, к винному бочонку, сами выбирая, сколько есть-пить и с кем говорить. А ей пришлось чинно сидеть рядом с красномордым депутатом. Дядька был настолько зажат, что не решился даже пофлиртовать с явно приглянувшейся ему соседкой. Потом, в следующие разы, правда, она уже быстренько соображала, кто из випов может реально пригодиться, недлинной беседой закрепляла знакомство и выпархивала из напыщенной резервации на демократическую свободу.
Но у себя дома хотелось именно что утопии – дворянского равенства со всеми живущими. Ну, не со всякими, конечно. Мотивировки «хороший человек» ей мало.
Обычно Ева мысленно намечала знатоков придуманной ею темы и приглашение начинала с тех, кто мыслит с заскоками. А дальше клубок разматывается сам собой.
Двух новичков рекомендует, например, Игумнов. «Вам ведь оппонент для защиты нужен…» – вполне прагматично рассуждает концептуалист, называя имя профессора-музыковеда. Со вторым он сам задумал хеппенинг: сложить башню из масскультных книжек, которые интеллигенты брезгуют держать в домашней библиотеке. Уже изготавливается пластмассовая конструкция, которая позволяет увеличивать высоту постройки до небоскреба и в то же время оставляет возможность вынимать приглянувшиеся кому-нибудь томики. Спасать от клейма. Неоднозначное действо. Надо будет посмотреть, что у них выйдет…
Жанна раз в два дня мониторит: когда же? Приходится ее звать: отказывать – нет причины, а слукавить, промолчать – иногда можно и нужно, но врать? Нет! Ложь сковывает свободу того, кто ее придумывает. Помни потом, что кому наговорил…
В предпоследний день неожиданно объявляется Матюша: именно на это время его заманивали на конференцию в Институт философии, он отнекивался, но когда предложили оплатить перелет и ему, и Лине, – соблазнился.
Лина…
– Криста приехала! – басовито-мажорно извещает Павлуша.
Ева не спеша встает с дивана – прилегла с главной сегодняшней книгой. Настраивалась. Колготки, лифчик надеты, о локонах и лице днем позаботился парикмахер из фитнеса по соседству… Остается черное вязаное платье, раскинутое на кресле. Лучшая спецодежда: облегает по-домашнему, ни в чем не стесняя. Но для хоть сколько-нибудь ритуального приема трикотажная роба годится, только если вес тела чуть меньше нормы, то есть как раз теперешний, отточенный хлопотами. Для общей атмосферы важно, чтобы хозяйка своими формами не пробуждала сильный сексуальный аппетит у мужчин и зависть у женщин. Конечно, совсем уж бесполая обстановка не годится ни для переговоров, ни для интеллектуального прорыва, но тут важно не переборщить…
Оделась, взгляд в зеркало взбодрил – и босиком вниз.
«Чмок» в воздух около щеки гостьи – и Ева плюхается в кресло, что в прихожей. Павлушка тут как тут с парой новых лайковых сапог на тонкой шпильке. Помогает натянуть Золушкину обувку, удобную, как домашние тапочки, и эффектную, как хрустальные башмачки. Экипировка закончена – об оперении можно забыть.
– Вкусно выглядишь! – Обнимая Кристу за плечи, Ева чуть сбивает на бок ее васильковую бейсболку. Останавливается, поправляет порушенную гармонию, попутно замечая, как кепка углубляет голубизну глаз подруги. – Класс! – вырывается у Евы по пути к белому роялю, уставленному большими бокалами с глубокими янтарными и кровавыми лужицами. «Простое вино», по велению четырех евангелистов. Рука чувствует, как напряжены мышцы выступальщицы. – Глоток риохи? Красной или белой?
– Воды, – тихо просит Криста.
Волнуется… Пожалуй, лучше не усаживать ее в передний угол. Не трон получится, а голгофа… Пусть сама выберет место…
– Компьютер, проектор не нужны? Картинок показывать не собираешься? Тогда просто осмотрись. Я позову попозже… на экскурсию по дому…
Возникает Павлуша. Дожидается ниспадающей интонации и паузы, означающей точку, и только тогда передает Еве трубку:
– Это Матвей.
Следующие полчаса Ева как диспетчер разруливает нелепые и лепые ситуации: шофер под ее руководством курсирует от дома к Красногорской электричке, к станции «Строгино» и обратно. Кто-то опаздывает, кто-то путает место сбора…
Не хватает книжечек с меню. Черт, кипа лежит в кабинете! Скомандовать, чтоб принесли.
У пары блюд затерялись этикетки с названиями. Срочно допечатать, и вот можно уже раздвинуть белый занавес, делящий огромную гостиную на две части.
В распоряжение гостей попадает сцена с закусками на дубовом овале стола, на широком подоконнике, на старинном буфете, купленном на первые репетиторские заработки… Налетай, люд!
Эрик появляется последним. Ну, как не погордиться и перед ним дизайном собственного дома! Короткий индивидуальный тур, пока все пасутся возле еды.
– Начнем… – не повышая звонкого голоса, говорит Ева.
Краем глаза видит, что Криста уже давно изготовилась. Стул, который она выбрала, немного высоковат, и ей приходится поставить ноги на носки, чтобы стопка бумаг не съезжала с коленок. В правой руке – стакан с водой, левая вцепилась в заготовленную речь. Она что, так и не ела?
– Начнем? – повторяет хозяйка, но результат тот же, то есть никакого. Сосредоточенное жевание не прерывается. – Начинаем! – Ева трижды хлопает в ладоши. – Оставьте в желудке место для агнца, – добавляет она с улыбкой, чтобы не походить на воспитательницу. – Криста, давай!
