– А твои жены? Тебя по-настоящему влекло к ним? Или же влекло недостаточно долго?
– Боже, дело совсем не в этом. Целых двенадцать лет, благодарю покорно. Нет, должно быть, они меня не привлекали по-настоящему. Хотя признаюсь, поначалу я, конечно, думал, что люблю их. Тут есть одна загвоздка.
– Какая загвоздка? – спросила Элен. Она завернулась в простыню и аккуратно подоткнула конец под мышкой. Оттененное белым полотном, ее загорелое тело было невероятно соблазнительно, но на сей раз Роджеру незачем было сходить с ума, когда ожидалась более приятная альтернатива.
– Видишь ли, – сказал он, – от женитьбы и до того момента, когда наконец поймешь, желаешь ли ты больше всего на свете эту женщину, проходит столько много времени. Это как любовь с первого взгляда. Сказать, действительно ли это любовь, можно только потом.
– Вполне возможно, но ты не ответил на мой вопрос. Признайся, чем женщины привлекают тебя? Только, пожалуйста, не читай мне лекции по биологии.
– Ну, это ужасно трудно так вот взять и сказать, чем именно.
Роджер и не собирался описывать, что он чувствовал в самый ответственный момент или хотя бы сейчас, ему бы это и в голову не пришло. Он, как всякий на его месте, помнил и понимал, что двигало им. Он лгал Элен. Трудно или нет было определить, что привлекало его в женщинах, он-то знал, что нетрудно. Смысл обладания женщиной для мужчины состоит в том, часто повторял он себе, чтобы превратить холодное, бесстрастное, невозмутимое, трезвомыслящее, независимое, уважающее себя создание в полную свою противоположность; показать животному, притворяющемуся высшим существом, что оно – животное. Но сейчас, пожалуй, лучше было молчать об этом.
– Что ты хотела бы услышать? – сказал он после недолгой паузы. – Что это наилучший способ узнать кого-то поближе? Что-нибудь в этом роде?
– Ты действительно так считаешь?
– Что ты так удивляешься? Разве многие не относятся к этому так же?
– Наверно, ты прав, просто я не ожидала, что ты…
– А что ты ожидала?
– Роджер, можно, я задам тебе интимный вопрос?
– Ну разумеется можно. Ситуация – интимнее некуда.
– Почему ты такой ужасный человек, Роджер?
– Ты права, я сам часто спрашиваю себя о том Же. Впрочем, к последним часам это не относится.
Думаю, в основном потому, что я сноб. А быть снобом значит испытывать постоянное беспокойство. Не можешь ни расслабиться, ни проще смотреть на вещи. Всегда приходится быть, так сказать, настороже.
– Ах, так ты понимаешь, что ты сноб?
– Конечно. Как я уже говорил, чего ж тут понимать? Это всякому ясно.
– Никогда не предполагала, что ты сам это понимаешь.
– Да ведь ты не спрашивала.
– Не спрашивала. Послушай, а почему сейчас с тобой так легко? Ты сегодня совсем не был несносным.
– Нет настроения быть несносным. Да и причины тоже нет. Как я могу быть несносным, когда ты со мной и так очаровательна? – Он наклонился и поцеловал ее.
– Что это ты?
– Что это я? Опять ты удивляешься.
– Ты очень внимателен ко мне.
– Да? Разве я не всегда такой?
– Я ждала, что ты будешь ужасен, как настоящий сукин сын, когда не получилось избавиться от Артура…
– Я уже все тебе объяснил.
– …и была почти уверена, даже больше чем уверена, что мне достанется, когда только что спросила, почему ты такой тяжелый человек. Почему ты не взорвался? Не знаю, как только у меня хватило смелости…
– Потому что по-настоящему хотел тебя и ты была моей. Во всяком случае, на протяжении часа или около того.
– О дорогой, это правда?
– Конечно, ведь я же ясно тебе это показал.
– Когда?
– Да только что. Ты понимаешь, о чем я.
– Ах да, да. Расскажи мне еще о том, какой ты сноб. Отчего ты стал снобом?
– Это очень просто. Все дело в моем отце, двух мнений тут быть не может. Не собираюсь нести всякий эдипов вздор, но я действительно ненавидел мерзавца. Это был ничтожный, вульгарный, глупый человечишка, который все вечера напролет лакал пиво и крутил приемник, слушая разные программы, и ему плевать было, что мы ели, в чем ходили…
– Успокойся, дорогой, у него, наверно, была нелегкая жизнь, и он…
– Нелегкая жизнь, о господи! Да ты бы видела его. Нелегкая жизнь, уж конечно! Ни одному паразиту не жилось легче. Денег он не зарабатывал. Это за него делал его отец. Замечательный старик. Сколотил четверть миллиона фунтов на том, что скупал у крестьян и перепродавал глиняную и стеклянную посуду, чертовы черепки, как он ее называл. Обожал кларет, рыбную ловлю, охоту верхом с гончими – умел наслаждаться жизнью. Умер в восемьдесят лет на охоте. Нет, отец, которого я уважал, принадлежал к высшему обществу, учился в Чартерхаус-Скул – для меня, как он считал, и Беркхэмстед достаточно хорош – и на капитана в Магдален, и что дальше? Дальше ничего. Поступал как какой-нибудь простолюдин. Во всем. Картины в доме – это плохо, потому, дескать, что только всякие парвеню вешают у себя картины. Вот он и продал Курбе и Делакруа, которые принадлежали деду, и купил какой-то гоночный автомобиль. Водить он не умел, но ему нравилось быть обладателем гоночного автомобиля. Он не женился на девушке из высшего общества – только, мол, владельцы ночных клубов или фабрик, производящих воздушные шарики, так делают. Поэтому он женился на девице, которая у его адвокатов отвечала на телефонные звонки. А к адвокатам он наведывался довольно часто, потому что ему приходилось много судиться.
– Может быть, мне не стоило всего этого говорить, – помолчав, продолжал он, – но нужно ведь мне свалить вину на кого-то за то, что я такой, какой есть, правильно?
Элен внимательно смотрела на него. Он взялся за край простыни, в которую завернулась Элен. Она было сделала движение, чтобы остановить его, но тут же опустила руки, и он сдернул простыню. Некоторое время спустя он спросил:
– Поедем со мной на следующие выходные? В Нью-Йорк. Или куда скажешь.
Ответа не было так долго, что он заподозрил, что она уснула или притворяется, что спит, но наконец услышал ее голос откуда-то сверху:
– Ты действительно этого хочешь?
– Конечно хочу.
– Знаешь, пожалуй, я и впрямь смогу это устроить. Есть отличный повод – навестить тетку в Цинциннати.
– У тебя действительно там тетка?
– Была – десять лет назад. Но остается еще Артур.
– Да, это точно.
– Но знаешь, я в последнее время столько раз помогала Сью Грин, а за сегодня она чувствует себя виноватой. С другой стороны, почему Артур не может тоже поехать в Цинциннати?
– Твоя тетка – большая чудачка. Она не любит детей.
