Диланян опешил.
— Э-э-э-э… Какие писатели? Куда забрали? Что случилось? Вам плохо? — Врачебная натура, увидев красный цвет лица женщины, взыграла в нем. — Арсен, тащи сюда аптечку, женщине плохо!
Свидетель этой сцены, уже основательно взмокший от дикого хохота, Арсен, держась за живот, с трудом подошел к ним.
— Оганес, дорогой, как бы тебе это сказать… — еле-еле проговорил он. — Понимаешь…
— Что за писатели? Что случилось с этой женщиной? Почему она плачет? — Диланян почувствовал, что начинает сходить с ума от свадьбы, Еревана, Армении и вообще от всего этого колорита. Ему захотелось в Москву.
— Слово «грох», дорогой, — терпеливо отвечал Арсен, — означает и «черт», и «писатель». А женщине этой стало плохо, потому что ты на полном серьезе сказал ей, что пришли увезти Сероба как невесту!
— Хоть бы молчали, не устраивали бы праздник, не выставляли бы свой позор на всю улицу! Бедная его мать, внуков не дождется! Бедный его отец, со стыда помрет! И какое же вы яблоко завтра принесете? Коричневое? Тьфу на вас! Стыд вам и позор! Делайте, что хотите, под покрывалом, зачем же так позориться!
До Диланяна постепенно дошел смысл причитаний женщины, и он вдруг заржал. Как конь, никак не меньше.
— И не стыдно вам, проклятущим голубым! А с виду нормальные, даже респектабельные люди! Небось сами голубые, раз на такое богомерзкое дело пошли! Ату их, люди! Травите, царапайте машину! — Плач женщины резко перешел в агрессию, она достала из прически заколку и бросилась на машину.
— Погоди, родная, секунду, — Арсен оставил согнувшегося в три погибели от хохота Диланяна и приобнял женщину.
— А-а-а-а-а! — пришла в ужас женщина. — Убери сейчас же свои поганые руки, мерзавец! Мой сын бандит! А дочь главарь банды! На куски вас всех, проклятущих!
— Да успокойся же ты! — рыкнул Арсен. — Мы Сероба твоего как кавора увозим!
— Тем не лучше! Как он может быть кавором на свадьбе голубых? — Женщине было трудно расстаться с этой мыслью.
— Почему голубых? На нормальную, традиционную армянскую свадьбу! — широко улыбнулся Арсен.
— И невеста девушка? — подозрительно спросила женщина.
— Ну… Ежели завтра отнесем красное яблоко, то да. А ежели ее обратно пошлем, значит, нет, — резонно объяснил Арсен, еле сдерживая смех.
— А что мне этот нечестивый отрок, притворяющийся респектабельным, сказал? — спросила женщина и посмотрела на Диланяна. Смотреть, правда, было не на что, от былой респектабельности не осталось и следа: рубашка взмокла, мышцы живота болели, лицо покраснело, и вены на лбу раздулись от смеха.
— Ну… Мы же Сероба увозим! Но как кавора, крестного, поняла? — еще раз уточнил Арсен.
— Клянешься? — неверие в глазах женщины было невероятно велико.
— Мамой клянусь!
— Арсен… Поехали… Мне бы рубашку сменить… — Диланяну было трудно говорить, он еле дышал.
— Поехали, брат ты наш неженатый, с традициями незнакомый, — засмеялся Арсен.
— Погоди… Женщина, скажи… Твоя дочь действительно главарь банды?
— Что ты, что ты, сынок! — замахала руками женщина. — Это я вас просто пугала, а моя дочь, дай ей бог здоровья, благочестивая мать троих детей! Всем ведь известно, что геи воров боятся…
Акт 9. В доме у жениха. Двор
Алкоголь лишь в малых дозах бурлил в крови присутствующих, ведь прошел только первый этап: привезли кавора. Как уже говорилось, его функция — налево-направо швыряться деньгами: за кольца, за лимузин, за церковную службу, за голубей, за шашлык… Ну, а между делом он отвечает перед Богом за религиозные устои новой семьи и всячески ратует за благочестие новосозданного очага. То есть кавор на свадьбе — человек, который должен держать себя исключительно авторитетно, не танцевать вразнос и не пытаться убедить пожилых, старых, а то и совсем дряхлых старух, что тем по двадцать лет и они должны сейчас же идти и скакать под ужасающий даже уши Scooter-a ритм. Все это функции азапа, то есть неженатого брата, коим на свадьбе был врач-уролог, Горисский князь Оганес Диланян.
— А невеста знает, что ее ожидает после свадьбы? — вдруг услышал он издевательский голос кого-то из гостей. — Ей рассказали?
Диланян подлетел к вопрошающему. Немолодой уже, лысоватый и с кривым ртом дядька почесывал живот под галстуком, засунув руку в щель между пуговицами рубашки от Дольче и Габбана.
— Ты кто будешь, дядя? — вежливо прошипел Диланян в лицо толстяку. Шипение его было идентично тону, которым он во время операций разговаривал с различными опухолями, и ничего хорошего не обещало. — Чьих будешь?
— Я… Я… — побледнел дядька. — Я овцепас Мовсес, родственник жениха!
— Вынь палец из носа, потом разговаривай со мной! — потребовал Диланян. — Ты знаешь, кто я?
— Э-э-э… Я… — Мужчина вынул палец левой руки из правой ноздри, спрятал руку в карман и тут же засунул мизинец правой руки себе же в ухо. — Ты, наверное, азап!
— Да. А ты знаешь, что у меня есть лицензия отрезать яйца? — угрожающе поинтересовался Диланян.
— Вуэ-э-э… А что, такие лицензии существуют? — удивился мужчина.
— Дядя Мовсес, ты меня знаешь, — вмешался Арсен, постоянная свита Диланяна. — Я тебе когда-нибудь врал?
— Вуй, Арсен-джан, нет, конечно! — На лице мужчины был явственно нарисован когнитивный диссонанс.
— Так вот. Я тебе клянусь мамой, что у него действительно есть такая лицензия. — Арсен был, как никогда, серьезен. — Так что ты слушай, что он говорит, и не возражай. Понял?
— По-по-понял, — прошептал Мовсес и инстинктивно схватился за пах, при этом его бледное лицо стало сине-зеленым. — А че я? А я ниче!
— Дядя. Ты тут стой и молчи, понял? Еще раз про невесту твой базар услышу… — Диланян искривил рот и поиграл блеском тех самых часов и золотого кольца на мизинце, которые видны на юзерпике.
— Понял, понял! Я обидеть не хотел! Я… Может, она не знает… — совсем потерял блеск Мовсес.
— Не твоего умишка дело. И смени эту педерастическую розовую рубашку, — злобно бросил Диланян и отошел.
Через пятнадцать минут, проходя мимо компании, в которой стоял Мовсес, Диланян услышал следующие слова:
— Большой человек… Наверное, помощник президента… На «Тойоте Прадо» катается, и у него есть лицензия наказывать людей, отрезая им яйца. — Шепот овцепаса был все еще испуганный, рубашка сменилась на майку, но бледность еще не прошла…
Акт 10. В доме у невесты
Согласно традиции, после всех этих безобразий требуется ехать к невесте.
Мать жениха дарит невесте фату как знак того, что верит в ее непорочность…
О, дом невесты… Мечта любого холостяка… Функцией неженатого брата здесь является расточительство улыбок, реверансов и искрометных шуток, не содержащих слов «трусики» или «лифчик»… Ибо эти слова недвусмысленно указывают на испорченность и небогобоязненность азапа и соответственно жениха тоже. Словом, должен азап распушить свой павлиний хвост и дать понять шеренге молодых девушек, что тут им может что-то обломиться. Желательно из этого опасного места выходить не помолвленным. Это очень, очень трудно, ибо не только неженатый брат выглядит аки павиан, но и девушки вертятся перед ним, одна наливает коньяк, другая подает сигареты, третья предлагает различную еду… Очень, очень быстро может сложиться впечатление, что жена — это счастье и всю жизнь будет с подругами тебе прислуживать. Она, быть может, если сильно повезет, и будет, однако подруги исчезнут. Они пока что мило улыбаются друг другу, но каждая из них — конкурент для других. Да, они будут биться за азапа, ибо азап — лучший молодой человек на свадьбе… За исключением жениха, конечно.
