— Э-э-э… Кхм… — Лицо старшего по званию приобрело схожесть с лицом овцепаса Мовсеса. — Как бы это сказать…
— А! Просто так взятку хотите, да? У-у-у, упыри, вурдалаки, богомерзкие еретики, чтобы ваше родовое дерево засохло!
— Оганес, — крайне аккуратно тронул друга за плечо подоспевший Арсен. — Видишь ли…
— Что же это такое, а, Арсен? Их сажать надо! Как они смеют? Святости у них нет! Миром не мазаны!
— Кто миром не мазан? Я? — внезапно сошел с ума младший по званию и рванул на себе рубашку. — Крест видишь? Кто ты такой, зачем из машины вылез?
Диланян вдруг сообразил, что из машины вышел только он. Водитель как ни в чем не бывало сидел за рулем и терпеливо ждал.
— Арсен, что происходит?
— Оганес, видишь ли… Они нас не останавливали.
— А почему мы остановились?
— Понимаешь, это традиция. Мы остановились, чтобы дать им взятку!
— Зачем?
— Ну, чтобы они добром на нас смотрели, чтобы молодоженам не приходилось с органами встречаться…
— Э-э-э…
— Посмотри на них. У них ведь даже зебровых палок нет. Они вообще никого не тормозят. Это так называемый почетный пост, назначение сюда на любой выходной день — это признание особых достоинств гаишника.
— Е… твою мать, — только и мог сказать Диланян. — Ну е… твою мать! Чтоб вас со всем вашим колоритом армянским и театром абсурда волки съели! Сколько им дать?
— Ну, обычно дают десять долларов…
Диланян достал пятидесятидолларовую купюру и повернулся к обиженным гайцам:
— Люди добрые, я сам не местный, видите ли… Традиций не знаю… Поэтому не обессудьте, возьмите эти пятьдесят долларов и поколдуйте, чтобы молодожены с органами не встречались… И извините меня.
— Ладно, — хмуро сказал старший по званию.
— Так уж и быть. Счастья вам, успехов всяких…
Оганес и Арсен отошли.
— Арсен, вот скажи мне… — задумчиво спросил Диланян. — Не стоит ли нам еще и в больницу какую-нибудь зайти, врачам денег отсыпать, чтобы молодожены здоровы были, а?
Ответа не последовало.
Акт 12. Эчмиадзин
Процессия без эксцессов доехала до церкви святой великомученицы Гаяне. Машины припарковались, гости вышли из машин. К лимузину подошел священник, отец Гевонд.
— Ну что же, дети мои, вы, как благочестивые армяне, приехали довольно рано. Давайте вкратце повторим то, о чем мы договорились.
— Давайте, — вздохнул Ашот, понимая, что уже поздно, что теперь его не спасет даже Диланян.
— В общем, насколько я знаю, невеста не очень хорошо говорит по-армянски, так?
— Ну да.
— Это ничего. Плохо, конечно, не знать языка предков, — с осуждением в голосе сказал священник. — Но все равно, от нее требуется сказать лишь одно слово: «Хназандем».
— А что это значит? — вдруг подозрительно спросила невеста.
— Это значит, что ты перед лицом Господа, священника и крестного отца клянешься быть покорной своему мужу, — ляпнул священник и осекся. Осекся он, потому что даже через фату были видны засверкавшие свободолюбивые глаза невесты.
— Этому не бывать, — твердо сказала Карине.
— Что еще за новость? — удивился отец Гевонд. — Жена должна быть покорной мужу!
— Любая другая. Но не я, — спокойно сказала невеста. — Либо мы меняем это, либо я сейчас же ухожу. Я феминистка.
Ашот опешил. Священник опешил. Крестный отец опешил. Диланян цыкнул зубом.
— Дайте мне минутку пошептаться с невестой, — попросил он. — Я из Москвы, общий язык найдем. Иди сюда, Карине, — взял он за руку невесту, лихорадочно соображая. — На пару слов.
— Да, Оганес? — делано невозмутимо отозвалась невеста.
— Карине, если ты феминистка, тебе надо было выходить замуж за меня, не за Ашота. Потому что я бы эту дурь быстро выбил из твоей головы. Ашот не будет.
— Что?! — Истерика явно прозвучала в ее голосе.
Нужны были какие-то сильные слова.
— То. У женщины есть две функции: быть любимой и быть счастливой. Основой обеих функций является покорность. Ясно?
— Нет! Я за равноправие!
— Ха. А я за лишение женщин избирательного права. И что? Расстроить свадьбу теперь? Покорность твоя будет выражаться в том, что ты каждое утро будешь приносить кофе мужу, — включил свои эротические фантазии Диланян, — будешь рожать ему детей и прилюдно восхищаться им. Все.
— А дома? — подозрительно спросила Карине. — А что про семейный очаг?
— Будешь покорной — он налево не будет ходить. Будешь улыбаться и радовать его — он будет торопиться домой. В тяжелый момент будешь рядом, не предашь, станешь душа-братом, он к тебе из бильярдных притонов будет спешить, — задумчиво сказал Диланян. — А будешь норов показывать… Останешься одна, как и все феминистки. Выбирай.
— Хм…
— Карине… Мы поговорим подробно на эту тему. Ты волнуешься, все мы волнуемся. Ты подумай, покорность любимому — это же неплохо… Об этом, по сути, мечтает любая женщина… И ты тоже. Подумай…
Сказав это, Диланян отошел. Воспоминания душили его, травили. Он широко перекрестился и повернулся к Карине. Видимо, что-то такое было в его взгляде, потому что невеста улыбнулась, подошла ко всем и сказала:
— Ладно… Делайте, что хотите…
Конфликт был исчерпан, со стороны его никто и не заметил.
Акт 13. Голуби
Было бы странно, не случись в этот драматичный момент чего-либо истинно армянского. То есть абсурдного, колоритного и малость сумасшедшего.
— Ай, чтобы тебя птичий грипп скосил, чтобы к твоим кишкам острая непроходимость прилипла, чтобы твой клюв казеозными язвами покрылся! — вдруг завизжала какая-то женщина. — Чтобы твой аппендикс завернулся ретроперитонеально, чтобы тебе резекцию сигмовидной делали без наркоза!
Диланян опешил. Профессиональные хирургические термины впервые в жизни напугали его. Повернувшись, он совсем ополоумел, потому что профессор Алина Погосовна, заведующая кафедрой факультетской хирургии, которую он совсем не ожидал увидеть здесь, отбивалась от стаи голубей, совершенно бесстыжим образом опорожнявших кишечник на ее вечернее черное платье.
— Мистика. Арсен! Что происходит?! — завопил Диланян и побежал к уважаемому врачу, чтобы спасти ее от нападения птиц. — Быстро сюда влажные салфетки!
— Сейчас выясним. — Арсен, бессменный сопровождающий Диланяна, бросился в гущу хохочущей толпы. — Да что вы говорите? Быть того не может!
Оказалось, что существует традиция: после венчания выпускать голубей, дарить им свободу. Эти голуби продаются тут же, на территории церкви, однако крестный отец пары, венчавшейся перед Ашотом и Карине, оказался скрягой… Нельзя торговаться с теми, кто свободу продает, нельзя! Вот голуби и отомстили… Но, видимо, для усиления позора отомстили они ни в чем не повинной Алине Погосовне.
