— Чья квартира?
Неля в махровом коротком халатике, раскрасневшаяся от коньяка, вошла и остановилась в дверях.
— Квартира? — Переспросила она, думая не о его вопросе, а о своей победе.
— Ну, у кого мы сейчас?
— У приятельницы моей приятельницы!
Она хохотнула, как злая ведьма из мультфильма, хотя, в общем-то отнюдь не была злой, скорее наоборот — отзывчивой и привязчивой, такой вот «просто хорошей бабой», как характеризовали ее многие сотрудники, которым за шоколадку и помаду она выбивала подписи, а порой и премии — и не только у Филиппова, но даже у секретарши Карачарова. И сейчас «просто хорошая баба» Нелька, дабы не спугнуть Филиппова раскрытием своего обмана, стала пить коньяк и рассказывать со слезой в голосе о прединфарктном состоянии мужа, а Филиппов сначала немного усомнившись в ее искренности — не театр ли? — тут же мысленно махнул рукой и, не вслушиваясь в ее всхлипыванья, стал размышлять о странности судьбы, дарующей ему такие совпадения: Анна взяла телефон Филиппова именно у Виктории (пусть не она сама, а ее подруга Елена), значит, теперь, г д е бы он, Филиппов, не был, с к е м бы не находился, везде, всюду с ним — она, АННА. И Филиппов, как спутник ее, вынужден теперь кружиться в тени ее орбиты: снимки Виктории — это лишь ироничная улыбка Анны. Только и всего. Логика собственных лирических рассуждений не сильно заботила Филиппова: женоподобная душа его именно так чувствовала, значит это и была истина. Истина души.
Теперь, когда Карачаров предложил мне, сразу после защиты докторской, возглавить институтский филиал, когда у меня будут свои деньги и свой штат, и я могу взять ее — уж найду способ как! — к себе, мы с ней станем неразлучны. Навсегда. И я тебе, Анна, дом так обставлю, что будешь ты ходить среди ковров и картин, как королева! И мебель получше этой приобрету, а где возьму денег, моя голубонька, ты и не догадаешься! Нюхом чую: ты сама будешь моей золотой жилой! Дурочка моя ненаглядная!
Неля, словно угадав, что он думает о молодой сотруднице, неожиданно, прямо в лоб, спросила о ней.
— Роман? — Он пожал плечами. — Скука, только и всего. Ну и что, мол, что болтают. Ей-то, Неле, должно быть понятно, какая все ерунда. У него таких много. Правда, с этой интересней. Но — роман? Нет. Эстетика у нее чужая. Наше поколение — он так и выразился— любит коротконогих, земных, грудастых. А эта — точно из Гарварда. Хотя я там и не был. Эстетика чужая, повторила шепотом Нелька. И поверила в правду его слов безоговорочно. И как ей было не поверить — после всего, что у них вновь было. Затуманенная коньяком, она восприняла их минутное соединение как вспышку долго таимой Филипповым страсти. В своей победе у мужчин она не сомневалась никогда. Потом они выпили еще и заговорили о Карачарове. Даже не о нем — о его секретарше.
Карачаров пригласил Филиппова к себе в понедельник. Звонок шефа всегда вызывал у Филиппова сердцебиение — он, не льстя себе, объяснял собственное сердечное трепыхание врожденным комплексом раба. Но, медленно ступая по служебным ступеням, постепенно он успокаивался, чему сильно способствовали саркастичные размышления о гротескной секретарше Карачарова, Ольге Леонидовне. У шефа было две загадки: его брат-близнец, считавшийся сидевшим не первый год в тюрьме за растрату и секретарша, обожающая петь оперные арии и мнящая себя Марией Каллас. Непонятно было, как наблюдательный и трезвый Карачаров мирится не со страстью секретарши к опере, — ну поет она каждую неделю в клубе «Академия» — смешно, конечно, ну да ладно, а с ее безапелляционным отношением к звонкам, почте и приходам посетителей: обычно она выбирала для доклада шефу только то, что ей самой хотелось. И человек, по наивности или незнанию не похваливший ее оперное пение, рисковал не попасть на прием к Карачарову никогда. Зато периодически она водила к нему каких-то проходимцев, по крайней мере так их оценивали сотрудники, — иногда стриженых наголо и утверждающих, что они «контактеры», иногда бородатых и мутноглазых, называющих себя колдунами. И что поразительно, с одним таким лохматым высидел Карачоров три часа, не велев к себе никого пускать.
Трактат другого такого «контактера» попал как-то в руки Филиппова: муть честная, ей — богу. Сообщает он, что был похищен непонятными существами, общавшимися с ним с помощью символов, которые они ему рисовали. Рисунки тоже были автором приведены — всякие там кресты да мандалы. Они, эти непонятные существа, принудили его вступить в сексуальный контакт с их женщиной, которая потом родила ребенка — ему, при вторичном посещении, ребенка издалека показали. Сумасшедший этот, а иначе его Филиппов определить не мог, считал, что такие гибридные люди — дети пришельцев из иных измерений и людей — находятся среди нас и уверял, что его сын будет будущим лидером человечества…
— Некоторые считают, что Карачаров держит Ольгу Леонидовну из-за ее мужа-старичка академика, — сказала Неля, откусывая от куска торта.
— Да?
Другие, правда, говорили, что академик — сам с приветом и никакой власти не имеет и держать ради старика со страстью к собиранию старых часов его супругу, которая ровно в три раза мужа моложе и во столько же раз выше и шире, Карачаров никогда не станет. Неожиданную версию, объединившую таинственно исчезнувшего брата-близнеца и дородную клубную примадонну, дал Филиппову пьющий институтский слесарь.
— Дураки вы все тупоголовые, хоть и ученые, глаза у вас на заднице: это ведь не Карачаров институтом руководит, точнее Карачаров да не тот, доктор наук в колонии срок тянет, а братец его — торгаш сидит на его месте.
— Да ну, — усомнился Филиппов, — как-то слишком сложно для правды.
— А не очень сложно будет такую секретаршу иметь ученому?
— Секретарша — да. Не фунт изюму.
— А почему он ее держит?
— Вот уж загадка так загадка, — согласился Филиппов, — ума не приложу. Может, она очень умная? — Он и здесь решил проявить осторожность. — Или еще какие достоинства имеет.
— Ерунда! — Рассердился слесарь. — Достоинство ее одно — она была любовницей нашего Карачарова еще в ту пору, когда он возглавлял магазин, работала она у него товароведом, не главным, так, седьмой спицей в колеснице, но сильно ему нравилась И вот, когда им амбиции овладели, засадил он своего брата, а сам — как бы из благородства, дабы им, Карачаровым, из науки не выпасть, и сынка своего заграницу отослать, возглавил вместо брата институт, но от Ольги — то Леонидовны по слабости сердечной отказаться не смог…Такие вот паучки-червячки.
— Дак у него и сына-то нет, — задумчиво покуривая, сказал Филиппов, на что информированный слесарь, тут же и ответил:
— Это, брат мой ученый, у того, настоящего, Карачарова сына нет, о чем в анкетах и значится, а у нашего, то есть бывшего торгового работника, сын имеется. Но об этом бумажонки умалчивают.
— Ну ладно, — вздохнув и докурив, проговорил Филиппов, — какой бы он не был — первый или второй Карачаров, — но руководитель он хороший. И эрудит.
— А на него целая шайка негров работает.
