Таковые, как говорится, не заставили себя ждать. Видимо, поначалу мой приятель долго размышлял: какими именно путями могут осуществиться его мечты. Он, разумеется, понимал, что на городской бюджет рассчитывать не приходится, и в государственной казне денег нет, все к тому времени разворовали, и хуже было только при Петре I, в начале Северной войны, когда на пушки пускали колокола. Очевидно было, что придется пойти на хитрость, которую еще нужно было придумать, причем из тех невероятных, фантастических хитростей, что как раз и обеспечивают успех.
Имелось в виду как-то выделиться из ряда обыкновенного в государственном масштабе, подать родной город как диковинку в числе городов русских, чтобы прогреметь на всю страну и чтобы народ в Курбск потянулся, а главное, денежки потекли, на которые потом можно будет построить и мемориал, и коттеджи, и небоскреб. Сначала Пузырев надумал сколотить из молодцов Самсонова и Кирпича казачью сотню, даром что казаков в нашем северо-западном крае отродясь не водилось, разодеть их самым карнавальным манером и регулярно устраивать на Советской площади публичные казни через бичевание, которые, по его расчетам, привлекли бы как минимум полстраны. Потом Пузыреву взбрело на ум как-то организовать обретение чудотворной иконы, чтобы паломники хлынули и, таким образом, основался бы религиозно-культурный центр. После ему пришла фантазия выдать за неопознанный летающий объект огромную стальную цистерну неимоверной формы и неизвестного предназначения, которая с незапамятных времен валялась при входе на Новое кладбище, поскольку на этот раритет точно купились бы уфологии всех мастей.
Однако ни одна из перечисленных хитростей нас не устраивала вполне: мы резонно положили, что казаки скорее всего перегрызутся между собой или что-нибудь совсем уж безобразное учудят; чудотворную икону жестоко разоблачат московские умники, и тогда сраму не оберешься; скептики угадают в неопознанном летательном объекте банальную цистерну неизвестного предназначения и тем самым нанесут непоправимый урон российской мечтательности, без которой у нас нельзя.
И тогда с моим приятелем случилось озарение: ему явилась идея отыскать в районе такого пациента, которого можно было бы выдать за прорицателя, вроде Ивана Корейши, некогда околдовавшего всю Москву, и, таким образом, приманить несметные силы придурочных и праздношатаек, из тех, кому без прорицателей не житье.
Дело это было многосложное, хлопотное, требовавшее отчасти забвения прямых обязанностей по газете, но Пузырев не боялся трудностей, ибо был человеком старозаветным, то есть жизнь его воспитала на романтике преодолений, всевозможных лишениях и «Балладе о красных комиссарах», которую он часто певал будучи молодым.
Первым делом Пузырев отправился в Первомайский, поселок городского типа, где находился единственный на весь район психиатрический диспансер, а проще сказать, — сумасшедший дом. Принял его сам главврач Остерман, до такой степени чудак, что он мало отличался от своих подопечных, во всяком случае, в округе ходили слухи, что главврач в полнолуние шастает по крышам, рисует сангиной портреты душевнобольных и за мзду сажает под замок зажившихся старушек, которых поставляет ему родня.
Чтобы подольститься к старику, Пузырев начал издалека:
— Все собираюсь вас спросить: тот самый Остерман вам, случаем, не родня?
Редактор имел в виду графа Андрея Ивановича, служившего пяти русским государям, от Петра Великого до Елизаветы Петровны, которая сослала его в Березов, где он и окончил дни.
— Ну как же! — на веселой ноте сказал главврач. — Прямая родня по мужской линии, как пророк Мухаммед саудовским королям. Или иорданским королям, я сейчас хорошенько не помню, но точно, что в восьмом колене и без вредных вмешательств со стороны.
— Скажите пожалуйста! — приятно удивился редактор, который не в первый раз таким образом потешался над стариком.
— А известно ли вам, милостивый государь, что мой пращур граф Андрей Иванович был третьим по счету генералиссимусом русских войск?! Первым был Меншиков, вторым — принц Антон-Ульрих, супруг Анны Леопольдовны, а третьим как раз вице-канцлер, граф и кавалер Андрей Иванович Остерман!
— Невероятно! — воскликнул Пузырев и погладил себя по лбу. — А впрочем, у нас куда ни ткнись, кругом фантастика и разбой. О разбое сейчас разговора нет, но вот насчет фантастики: есть у меня к вам вопрос самого фантастического свойства, который может показаться даже и не того… Именно, не найдется ли в вашем заведении такого пациента, который выдавал бы себя за прорицателя, вроде Нострадамуса, который свихнулся бы на этом деле, но при этом был не совсем дурак? Главврач Остерман пригорюнился и сказал:
— Генеральный прокурор есть, командир танкового полка есть, есть даже поэт Есенин (тяжелый случай, должен заметить), но вот чтобы предсказатель типа Нострадамуса, да чтобы еще не дурак — это я так сразу не соображу.
— А вы подумайте хорошенько.
— Ну разве что на эту роль сгодится Коля Иудушкин, командир танкового полка.
— Почему именно он?
— Потому что Коля пишет в министерство обороны разную чепуху. Конкретно он пишет, что если разразится третья мировая война, то он свой танковый полк в атаку не поведет. Он, видите ли, предсказывает неизбежное поражение в третьей мировой войне и предлагает подписать капитуляцию за глаза. По нему выходит: если раздать солдатам боевые патроны, то они перво-наперво перестреляют друг друга и командиров — такой у него прогноз.
Эта кандидатура серьезно заинтересовала Пузырева, и они с главврачом Остерманом ходили смотреть на прорицателя в обшарпанный флигелек. Коля Иудушкин оказался невзрачным мужичком небольшого роста, стриженным наголо, с птичьим носом, но в глазах у него действительно мерцало что-то торжественно-злорадное, пророческое, как если бы он и вправду провидел пакости, которые ожидаются впереди.
Пузырев у него спросил:
— Вы печенье любите? Сумасшедший сказал:
— Люблю.
— В таком случае у меня к вам есть деловое предложение: вы предсказываете каждому желающему его будущее и за эту малость получаете по пачке печенья в день. Идет?
Сумасшедший сказал:
— Идет.
— А то я слыхал, что вы большой специалист по предсказаниям, так зачем же такому дарованию пропадать… Кстати спросить: что вы там предсказываете насчет третьей мировой войны и поражения России на всех фронтах?
— Я предсказываю, что третья мировая война будет гражданской, только схлестнутся в ней не капиталисты и социалисты, а это будет война между нелюдью и людьми.
Пузырев изумился такому пророчеству, и они с главврачом Остерманом в задумчивости покинули флигелек.
Когда с этим делом было покончено, мой приятель, нимало не медля, договорился об аудиенции у главы нашей районной администрации, у Владимира Сергеевича Василькова, которого он, хочешь не хочешь, должен был посвятить в свой несусветный план. Владимир Сергеевич в тот день мучился с похмелья и пил капустный рассол, тоскливо посматривая в окно.
