– Ты из всего, что окружает тебя, делаешь статьи, да?
– Не всегда, – пробубнила я, – правда, теперь я буду более внимательно читать твои sms-ки!
– Эй, это же не собрание сочинений, что там читать! – рассмеялся он. – И не будь злюкой, тебе это не идет.
– Ну да, – возразила я, – должна же я понять, когда из разряда «хороших подруг» перемещусь в разряд «деловых знакомых»…
Дарко только рассмеялся, и в его синих глазах сверкнули хрустальные искры. Как у заколдованного Кая в Снежном королевстве.
Через два дня он поймал меня в объятия, когда я опять спешила в метро. И я снова попала домой лишь к полуночи.
Дарко поцеловал меня в первый раз под дождем, в который мы вышли после его спектакля. Мы стояли в двух шагах от театра – две серые тени, неотличимые от других прохожих. А на другой стороне, возле служебного входа, дежурили юные девочки. Ждали Стрельцова…
Неожиданно для себя я оказалась в эпицентре нового романа. Со всеми положенными атрибутами. Я мечтательно задумывалась на планерках. Я снова полюбила высоченные шпильки и попросила стилиста добавить в мой «золотистый шатен» несколько дерзких рыжих прядей. Я стала постоянно проверять мобильник – нет ли новой sms-ки. Я сама писала их штук по пять в день. Такого со мной не было давно.
Однажды в холле я столкнулась с Данилой. Он страшно обрадовался, увидев меня, словно я прибыла с Северного полюса или, наоборот, из самой что ни на есть горячей точки…
– А я тебя жду, – вдруг сказал он.
– Серьезно? – удивилась я. – Что-то случилось?
– Я часто тебя жду здесь. Вдруг ты снова придешь читать на диван свою почту. И тогда можно будет сидеть на соседнем диване и смотреть на тебя. Видеть, как ты хмуришься, улыбаешься, звонишь по телефону или смеешься над своими sms-ками.
Я подняла на него глаза. А ведь действительно, я так погружена сейчас в Дарко, что почти ничего вокруг не замечаю. Даже симпатичного сисадмина, который приходит на меня любоваться.
– Данечка, извини, я, наверное, слишком много думаю о другом и не замечаю коллег. Наверное, даже не здороваюсь, да?
– Это не страшно. Зато, когда ты сидишь тут одна, ты такая умиротворенная. И можно незаметно любоваться.
– Данила, еще немножко, и я подумаю, что ты ко мне неравнодушен, – попыталась я перевести все в шутку.
Данила преданно смотрел близорукими глазами.
– Да, – просто отозвался он, – ты не ошиблась. Но это ничего не значит. Просто теперь ты об этом знаешь.
Я совершенно растерялась:
– Спасибо тебе за теплые слова. Но сколько тебе лет?
– Двадцать три, – отозвался молодой человек, – однако я всегда считал, что возраст совершенно не помеха…
– Подожди-ка! – догадка осенила меня. – Буква! Заглавная «Д»! Не ты ли пишешь мне лирические письма и отправляешь в синих конвертах?
Данила молчал, разглядывая пол, словно не слышал вопроса. Несколько минут он молчал, потом отчеканил:
– Если тебе когда-нибудь в чем-нибудь понадобится помощь, ты можешь рассчитывать на меня.
– Спасибо, – пролепетала я, оказывается, я этого парнишку совсем не знала.
Вот так Данила-мастер! Вот так открытие! Неужели он пишет мне лирические письма в синих конвертах? Но через полчаса я уже забыла об этом, потому что позвонил Дарко.
Меня пугало собственное сердце. Почему оно пропускает удар, когда я слышу мелодию его звонка? Почему оно так сильно стучит, когда он всего лишь протягивает мне руку, выбежав из машины? Я была согласна флиртовать и, может быть, слегка очаровываться. Но происходило нечто совсем иное. Будто подходишь к питьевому фонтанчику, а на тебя вдруг рушится водопад. Каждый вечер, простившись, я задавала себе вопрос: «Дорогая, так чего же ты хочешь от этих отношений?» Ответ знала только самая нежная, самая ранимая часть моей души. Та, которую мне больно тревожить. Я хотела любви, настоящей, чтобы уже до конца жизни, чтобы вместе стариться, чтобы старичками рука в руке ходить гулять в соседний сквер и за молоком в ближайший магазинчик… Но я тщетно скрывала от себя это неожиданное знание. Иногда на лице Дарко я ловила отсвет удивления. Будто он тоже не знал, что нас ждет, и боялся это узнать… Тут вспомнилась Дарьяла со своей буквой «Д». Дарко. Вот она, разгадка тайного имени.
Как-то вечером Дарко пригласил меня в театр, за кулисы, прямо во время спектакля. Мы побывали у него в гримерке, где долго целовались под трескотню радиотрансляции театрального действия, потом бродили извилистыми коридорами мимо артистических гримуборных и сидящих вдоль стен костюмеров в белых халатах. Приятная театральная традиция – со всеми нужно было здороваться, как с хорошо знакомыми людьми. Зашли в артистический буфет, где театральный люд попивал чай, наливая его из огромного, почти в рост человека, пузатого самовара. Спустились вниз, к бутафорскому цеху, прошли мимо огромных контейнеров с костюмами. Там Дарко снова обнял меня, и мое дыхание сбилось.
– Как здесь странно пахнет, – обнимая его за плечи, прошептала я.
– Нравится? – почему-то тоже шепотом спросил он.
– Да, пахнет теплой пылью, красками и чем-то сладким, словно сдобным хлебом.
– Умница, – он еще раз поцеловал меня и отстранился, – то мой любимый запах, запах театра, сцены. «О, сцена, свободная как небеса!» – громко крикнул он, широко раскинув руки, и засмеялся. – А если честно, – Дарко снова подошел ко мне так близко, что я увидела в его глазах блеск знакомых синих искр, – то лишь на сцене я чувствую себя собой. Сцена – особая субстанция, она живая. Ко многим она благоволит, а многих вышвыривает вон. И я знаю, что пока сцена меня любит. Так, как я люблю ее. – Он посмотрел мне в глаза. – Но я еще очень люблю тебя. – Дарко сжал мои руки. – Не говори ничего. Я так долго думал обо всем… О себе, о нас, о жизни. Я много любил, я вообще влюбчивый человек. Я боролся с собой столько, сколько хватало сил. Все это время я проверял себя, свои чувства. Поначалу мне казалось: это минутное увлечение, и все пройдет, как проходит летний дождь. Но вскоре я понял, что не могу жить без тебя. Ты особенная, не такая, как все. Может, потому что ты чем-то похожа на меня? Я никогда никому не рассказывал о сцене, о театре. А тебе смог. Потому что знал: ты поймешь. Но ко многому я еще не готов. Ты дашь мне время?
Конечно, я готова была предоставить Дарко столько времени, сколько нужно. Потому что этот невероятный человек полностью завладел моей душой.
О нашей истории с Дарко не знал никто – ни в театре, ни в редакции, даже вездесущие поклонницы. Мы берегли друг друга, словно опасаясь сглазить наше общее, пока такое непрочное счастье. Мы встречались почти каждый день – днем или вечером, когда у Дарко не было спектакля или репетиции, ходили в кино, в кафе и «нашу» любимую чайную, а иногда просто оставляли автомобиль у Нескучного сада и долго гуляли или сидели на скамейке, болтая обо всем на свете. Самое сладкое – предвкушение.
